слёзы и безмолвно проскользнула мимо родителей.
Свадьбу Дарьи Мартыновой и Михаила Венгерова в Спасском справили чинно, без излишеств. Мартынов с сыновьями соорудили во дворе своего дома навес, под ним расставили столы. Жена и её помощницы накрыли их щедро, чтобы каждый селянин мог войти в открытые ворота и отведать угощения.
Но, несмотря на видимую скромность свадьбы, местное общество осталось довольно.
Дарья, обряженная в светлое платье, светилась от счастья. Михаил держался с достоинством, говорил только по делу. Матушка его нарадоваться не могла на невесту. Прибыли из Старого Тартаса и Мишкины сёстры, после замужества они перебрались в соседнюю деревню.
Родители невесты, казалось, смирились с выбором дочери, как-никак за помощника приказчика выходит – без куска хлеба не останется. Хотя хозяйство полностью ляжет на Дашкины хрупкие плечи.
Михаил и Николай, несмотря на выбор Дарьи, по-прежнему оставались друзьями. Все эти годы Николай тщательно скрывал свои чувства, не намереваясь мешать своему другу.
На свадьбе за столом в просторном доме Мартыновых Николай держался приветливо, шутил уместно, ел и пил умеренно, ничем не выдавая своей душевной боли. А сердце его рвалось на части и истекало кровью.
На венчании в церкви Святого Спаса Николай стоял подле Михаила, а затем держал над ним венец.
И когда на вопрос отца Александра:
– Готова ли ты, Дарья, взять в мужья раба Божьего Михаила?
Девушка ответила, потупив очи:
– Да, готова… – Сердце Николая чуть не выскочило из груди, а на глазах невольно навернулись слёзы. В голове его пульсировала только одна мысль: «Почему не я? Почему не я стою с Дарьей подле алтаря?..»
…Когда во время свадебного застолья настало время подарков, Станислав и Злата Хлюстовские одарили молодых деньгами. Николай же преподнёс невесте полусапожки, украшенные изящными металлическими пряжками, совсем как у городской барышни. Михаилу достались длинные, по колено, сапоги из мягкой оленьей кожи.
Гости при виде такой роскошной обуви пришли в искренний восторг.
– Абой! Абой![16] – кричали одобрительно они. – Абой младшему Хлюстовскому! Достойная смена тебе, Станислав! Босиком Спасское ходить не оставит!
Михаил поставил обувь традиционно на серебряный поднос.
– Горько! – выкрикнул он и поднял со стола стопку настоянной на можжевельнике самогонки.
Спустя год Михаил и Николай пили самогонку, закусывая чёрным хлебом, на могиле Дарьи – она умерла при родах. Ребёнок так и не появился на свет. Мать Дарьи потеряла рассудок от горя. Отец проклял зятя, считая, что именно он повинен в смерти дочери и нерождённого ребёнка.
Друзья стояли подле свежего могильного холма, украшенного еловым лапником, не стесняясь своих слёз. Они оба любили Дарью. Только Михаилу выпало счастье обладать ею хотя бы недолгое время.
У Михаила до сих пор стояло перед глазами, как мучилась жена, как не могла разродиться – ребёнок лежал неправильно. Ни повитухи, ни уездный врач, который приехал