красок и образов выполов сныть,
Лишь голосом сам себе снишься.
Как будто бормочешь какую-то чушь,
Но фразы, слова, междометья
Холодным сверканьем
сквозь изморозь чувств
Влекут ослепительной смертью.
И слушаешь, слышишь из-за рубежа,
Но вникнуть в сюжет диалога
Не можешь, а впрочем, как и избежать —
Ни звука, ни вздоха, ни слога.
Всё явлено сердцу, но кто говорит
И с кем, и о чём – неизвестно.
Лишь волн вниз и вверх набегающий ритм,
И только… И мрак непросветный.
Так голос – последнее, что в тебе есть,
А чушь твоего бормотанья
Сплетается в нежную, прочную сеть,
Бессильную выловить тайну…
ЗАСЫПАЯ
Пространство и время
Сплелись в дымно-жильчатый шар.
Ну что ж, пусть подремлет,
Пока не подкрался кошмар.
А ночь узловата:
Сцепленье волокон и вен…
Ты не виновата,
Наш вечер не благословен:
Он – сшибка галактик,
Разорванных трением масс…
Накинешь халатик,
Своею орбитой стремясь —
Куда? я не знаю,
А впрочем, псов звёздных позлим:
Душа – неземная,
Так нет и под нами земли.
Орбита к орбите,
Усталые волны лучей…
И дремлет Юпитер,
Вздыхая на левом плече.
ТИХОЕ УТРО
Стих ветер, в образе кота
Ночь отгуляв по переулкам,
А может, это глухота
Берёт сознанье на поруки.
По небосводу потолка
Ползёт октябрьская муха.
Как эфемерна, как тонка
Грань между радостью и мукой.
Ведь только что сквозь трепет сна
Я различал волшебный образ,
Который тут же, как блесна,
Вонзён в моё сухое нёбо.
Сползает на пол простыня,
Свиваясь в вензель иль верёвку,
Свидетельством против меня:
Весь мир был мною уворован
И спрятан в сей блаженный сон;
Но вот уж экзекутор грёзы…
Я мог бы быть ещё спасён:
Закрыть глаза, лежать, не ёрзать,
Да тут такая тишина,
Что даже мысль гремит, как бубен,
И, языком обольщена,
Сулит привычный ужас буден.
А может быть, всё это – гроб:
Кровать плюс потолок да книжки, —
И принял я за сердца дробь
Стук земляной по белой крышке…
АЙСБЕРГ
Верхушкою айсберга жизнь
Торчит:
труд, страданья и деньги.
Но скрыты от глаз этажи
Жизнь вынянчивших сновидений.
Сдув белые шапочки льда,
Нас гонят куда-то пассаты;
Но где бы мы были, когда
Не эти вот девять десятых!
Мы не дописали б главу,
Надежды