принимать участие в работе сионистских молодежных организаций, которые действовали в городе, и совершать групповые выезды на природу. Начиная с 1930 года большая часть еврейской молодежи в Берегово вступала в те или иные сионистские молодежные организации. Сначала это были скауты, затем «Ха-шомер Кадима», «Бетар», «Ха-поэль мизрахи» и «Ха-шомер ха-цаир». Члены организации разгуливали днем по улице в своей форме, гордые и счастливые.
Когда мне было около десяти лет, один из моих старших двоюродных братьев взял нас с собой, и мы каждую пятницу участвовали в мероприятиях движения. Мне это нравилось. Мы гордились своей причастностью к сионистской инициативе. Особенно мне запомнилась песня «Хатиква», эхом разносившаяся по всему залу, где проходили мероприятия. К сожалению, к тому времени, когда мы с друзьями достигли нужного возраста, чтобы присоединиться к движению, жизнь уже полностью изменилась.
Еще одним местом, которое мне нравилось посещать в детстве, был дом наших родственников в Ардо, тихом пригороде Берегово. Сестра моего отца, Фанни, жила в Ардо со своим мужем, Цви Мармельштейном. У них было четверо детей старше меня: Авраам, Моше, Рахиль и Маргит. Мама и ее сестра Хани часто ходили навестить Фанни и брали с собой Магду, Зулика, Арнольда и меня.
Во дворе у них был паб, и этим семья зарабатывала на жизнь. Позади дома они устроили что-то вроде дорожки для боулинга на траве, и мы обычно играли там с соседскими детьми.
В детстве нашим любимым временем года была зима. Мы с нетерпением ждали первой снежной метели, которая окутывала город белым. Каждый год зрелище первого снегопада будоражило нас так, как будто мы видели его впервые. Все становилось чисто-белым, и когда мы, надев теплую одежду, выходили из дома, холод нас совсем не беспокоил.
Улицы города покрывались льдом, и мы все бегали, скользя по нему в ботинках. Зимой настоящим раем для нас были немощеные улицы. В морозные выходные мы отправлялись на ближайшие замерзшие пруды и катались на специальных коньках, которые привязывали к обуви. В то время эти коньки были одним из самых ценных моих сокровищ. Ремешки обматывались вокруг обуви и скреплялись ключом.
Даже в самом городе хватало таких мест, где можно было кататься часами.
Река, протекавшая через город, тоже замерзла, и в сильные морозы мы могли кататься по ней на коньках. Звонкий детский смех был слышен издалека, и нашим родителям приходилось использовать всю свою власть, чтобы отозвать нас с катков и вернуть домой к ужину.
Годы спустя, когда война закончилась и я готовился иммигрировать в Израиль, на ферме в Судетах, где мы тогда жили, мне попался ключ от коньков, похожий на тот, что был у меня дома. Боль и глубокая печаль сжали мне сердце. Я взял ключ с собой, и он еще долго напоминал мне о счастливых днях далекого довоенного детства.
И все же, при всей моей огромной любви к зиме, я, как и любой ребенок, с нетерпением ждал летних каникул.