о том, что услышал от знакомцев новости из большого губернского города в трех сотнях верст от нас: похоже, в ближайшие месяцы новые ссыльные больше не приедут.
Когда родители поселились здесь больше тридцати лет назад, дом, который они приобрели у одного из купцов, уже был не самым новым. В бумагах о нем было сказано, что построили его в третьей четверти XVIII века, когда город стал окружным, но уже начал утрачивать свое прежнее значение и положение – Государеву дорогу – или Великий тракт – незадолго до этого сместили южнее. Построил дом, изначально небольшой, а потом постепенно дополнявшийся пристройками, купец Иван Круглов, хваткий и умный, ведший торговлю солью и специями, имевший какие-то связи с заграничными торговцами. Отец часто показывал мне старинный, весь выцветший и почти рассыпающийся на глазах план дома. Кое-где, например, в той части рисунка, где на деле находилась моя спальня, план был прорисован и виден очень плохо. Отец часто задавался вопросом, нет ли в доме мест, о которых мы чего-то не знаем, однако, вопрос этот всегда был словно обращен куда-то в воздух. Я же слушала его и думала, что потайные комнаты – удел огромных таинственных замков, где-нибудь в Италии или Испании. У отца лежал экземпляр польской версии зловещего романа Яна Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе», из которого у меня хватило сил при помощи словаря перевести лишь одну главу. И после того все подобные высказывания отца о потайных комнатах почему-то прочно стали соотноситься у меня именно с этой книгой.
Наш дом – в общем-то, не слишком высокий, а более широкий, стоял в удобном месте – одна его сторона выходила на тот самый тракт, по которому в пору зимней Екатерининской ярмарки весело звенели бубенцы, а нынче проезжали угрюмые польские бунтовщики, другая же смотрела на Пореченск, от которого к дому вела широкая подъездная дорога. Из окна своей комнаты я видела стоящую в нагорной стороне города у спуска к реке высокую белую Успенскую церковь с совсем маленькими куполами и металлическими часами на колокольне. Церквей в городе было много, все они, большие и белые, стояли, протянувшись в линию, а между ними были дома, Базарная площадь, огороды, конюшни и лавки. Из окна спальни брата можно было лицезреть вдали лес, который только и ждал, чтобы я, наконец, надела лыжи и бежала по нему, размахивая палками, до самого края, где в конце недолгого дня садилось в густом закатном мареве солнце. А на другом краю леса было и небольшое озеро, кругом заросшее длинными стеблями рогоза.
Теперь же, благодаря рассказам нашего вездесущего старика Федота, который только притворялся, когда ему надо было, то слепым, то глухим, я знала, что за этим лесом в домах покрепче и избушках живут некоторые сосланные на житье поляки. Отец по молодости служил в гвардии, а в Пореченске был земским исправником, и в его ведение входила, в том числе, слежка за ссыльными, недопущение их непристойного поведения и предотвращение заговоров. Мне же было интересно, почему они оказались именно здесь, хотя, конечно, я знала про недавнее восстание в Польше. Но всякий