Курихина, подруга огорченно сказала:
– К сожалению, Катюша никак не хочет выходить. Не знаю, что с ней делать.
– Да не волнуйтесь, Ирочка, все в порядке! – ничуть не опечалился Катькин папа, продолжая с подозрительной нежностью взирать на своего компаньона.
– Точно, «голубые»! – шепнул Колян.
– Как же «все в порядке»! – не сдержавшись, брякнула я. – Девчонка полдня пропадала неизвестно где и неизвестно с кем, вернулась сама не своя, заперлась в комнате и видеть никого не хочет!
Андрей Петрович на мои слова ответил беззаботным смехом, словно я необыкновенно удачно пошутила. А Вадим удивил нас и того больше. Он встал с дивана, застегнул пиджак, заявил:
– Я немедленно поговорю с Катей! – и твердой поступью вышел из гостиной.
– Вот и ладненько, Вадик восстановит мир! – потер ладони довольный господин Курихин.
Мы с Иркой озадаченно переглянулись, и тут в коридоре шумно грохнуло: похоже было, что миротворец Тараскин для начала выбил плечом закрытую дверь Катькиной комнаты.
– Моя дверь! – возмутилась рачительная хозяйка Ирка, разворачиваясь на звук и выразительно сжимая кулаки.
– Забудьте про эту дверь! Я вам все компенсирую! – быстро пообещал Андрей Петрович. Он неожиданно прытко вскочил с дивана и схватил разгневанную Ирку за руку, удерживая ее от скорой и неминуемой расправы над вредителем Тараскиным. – Прошу вас, Ирочка, не вмешивайтесь! Не надо!
Из Катькиной комнаты слышались крики. Катерина обзывала достопочтенного господина Тараскина разными нехорошими словами. Где только выучила такие затейливые ругательства? Мне запомнились «провинциальный Борджиа», «полнозубый синантроп» и «предприимчивый микроцефал». Я мельком подумала, что университетское образование – это, что ни говори, вещь! В то же время мне подумалось, что на досуге следует попробовать докопаться до смысла этой велеречивой ругани. Что-то в ней было. Во всяком случае, с тем, что Тараскин «полнозубый», спорить не стоило. В его возрасте у среднестатистического россиянина своих зубов вдвое меньше.
В Катькиной комнате орали, зато в гостиной сделалось тихо. Ирка, Колян и я сама застыли истуканами, решительно не зная, что надо делать и надо ли что-то делать вообще. Масяня не поленился сбегать в коридор и вернулся с докладом:
– Дверь совсем поломалась, и тетя Катя плачет!
Действительно, визгливые крики сменились тоскливым щенячьим подвыванием. У меня были сильные сомнения в том, что тетя Катя оплакивает сломанную дверь, но я промолчала. В напряженной тишине абсолютно некстати умиленно вздохнул Катькин папочка:
– Милые бранятся – только тешатся!
Тут я подумала, что Катькин идиотизм достался ей по наследству, от батюшки.
– Кто милые? – хмурясь, переспросила Ирка.
– Ну, молодые! – солнечно улыбаясь, объяснил Андрей Петрович.
– Кто молодые?
Катькин папочка запнулся, обвел нас удивленным