наклейкой магазина фейерверков. – Огненная потеха состоится через пятнадцать минут! Подождите немного, уверяю вас, шоу того стоит!
Вообще-то нам всем и так уже было весело. Сауна, шашлык, вино! Даже Масяня захмелел, хотя ребенку, конечно, спиртного не наливали, ему хватило пьянящего горного воздуха. Катерина тоже пила крайне мало и кривилась от каждого микроскопического глотка прекрасного шампанского, как будто это был уксус. А все остальные резвились, кто во что горазд. Я, Ирка и Масяня с визгом и хохотом играли в веселую подвижную игру «Поросячий хвост». Розовый и мягкий, как парная брюква, Андрей Петрович, проникновенно глядя на курящуюся дымом трубу и сложив руки перед грудью, точно оперная дива, прочувствованно выводил неверным голосом:
– Пое-едем, красо-отка, ката-а-а-а-а… Ца!
В ответ на это залихватское «Ца!» Колян с интонациями старого одессита каверзно восклицал:
– Ламца-дрица-ум-ца-ца! – и задорно хлопал себя по коленкам.
Проспиртованный, как пьяная вишня, Антон Семендяев почему-то возжелал исполнить танец маленьких лебедей, для чего косноязычно, в основном жестами, вербовал желающих в балетную труппу. Идея хореографических упражнений на свежем воздухе увлекла только жизнерадостную Зинулю, она с готовностью приобняла маленького лебедя Семендяева за талию и правой ногой замахнулась на канкан, после чего обе пьяные птицы рухнули спиной в снег, снискав этим пассажем бурные аплодисменты присутствовавших балетоманов.
Фейерверк впечатлил даже Катерину, которая весь вечер упорно не желала соответствовать классическому образу счастливой невесты, так и ходила с отрешенным видом, прислушиваясь к голосам космоса и выжидая случай смыться от нашей шумной толпы куда-нибудь в астрал. Она сделала только одну уступку традиции: оделась в белое. Только валенки на ней были серые, а все остальное – куртка, штаны, шапка, шарф и даже перчатки – соответствовало цвету наряда невесты. В белом кислая Катерина походила на Снегурочку в стадии глубокого анабиоза. Однако, когда в бархатное звездное небо с воем и свистом полетели шутихи, даже Катька перестала тренировать кожное зрение и вперилась в расцвеченный яркими красками небосвод.
Что тут началось! Восторженно визжал Масяня. Зинуля, молотя ногами по снегу, руками крутила фиги и кричала что-то нелестное в адрес молокозаводчика Пархоменко, предлагая ему выкусить и утереться. Семендяев из своего сугроба громко вскрикивал:
– Е-мое! Е-мое! Е-мое! – И было непонятно – то ли он так однообразно восторгается, то ли приветствует фейерверк громкой икотой.
– Вау! – орал Колян, от полноты чувств часто встряхивая меня за плечи. – Кыся, смотри, какая красота!
Я смотрела, остальные тоже, и все глядели не друг на друга, а только вверх. Как выяснилось несколько позже – напрасно.
Огненная потеха закончилась минут через двадцать. Наполовину оглохшие, с плавающими в глазах радужными бликами и примерзшими улыбками, зрители шоу начали приходить в себя