одеяло с головы.
– Не хочу домой! Я бездомный! – прогорланил я. Потом издал испуганное «ой» и снова спрятался в нору.
– Тебе сколько лет?
– Девять, – ответил я из-под одеяла.
– Ничего. Ещё столько же потерпи и свалишь оттуда. А может, кто-нибудь к себе заберёт.
Я молчал.
– Так ты как туда попал? Давно там?
– Можно мне в туалет? – спросил я после недолгой паузы.
– Валяй.
Но я продолжил лежать.
– Что, стесняешься, что ли? – послышался смешок.
Я бодро скинул одеяло, попытался изобразить улыбку. Получилось кривенько.
– Ну и рожу скорчил! Ладно, – махнула рукой Регина и вышла из комнаты. – На кухню потом топай.
Сегодня Лара была другой. В махровом халате, без косметики, вся такая домашняя. Своя. Как старшая сестра. Она была моложе наших воспитателей, намного моложе. Лара… Я назвал её так, потому что это было моё самое любимое имя. Из фильма про расхитительницу гробниц.
Придя на кухню, залез на вчерашний уродский стул и размышлял, куда бы себя деть. Я в чужом доме, со взрослым человеком, которого не знаю (слава богу, не с мужиком, хотя педофилами, наверное, бывают и тётки?). Ищу взглядом что-нибудь интересное, чем можно себя занять и больше не трусить, не придумывать байки, не вспоминать страшилки. Вот, к примеру, бокалы на полке за стеклом, всего семь штук. А вон деревянный ящик на стене. С множеством отделений. В нём стоят тридцать четыре пузырька с лаком для ногтей. На полу у холодильника пылятся две пустые бутылки… Из-под чего?
– Налетай, – пригласила Регина, поставив передо мной тарелку с завтраком. – Какао налить?
– Спасибо, можно, – скромно ответил я, косясь в тарелку и разглядывая, что мне там положили.
Регина сделала мне какао, себе – кофе и тоже присела. Я решил вести себя ещё скромнее: убрал локти со стола, вытер салфеткой рот.
– Знаешь, когда я была мелкой, отец притащил с улицы котёнка. Он был такой дохленький, рыженький. Тут же забился под кровать и до самой ночи не вылазил. Даже пожрать. Молоко ему ставили – ни гу-гу. А ночью начал пищать, жалобно так, спать не давал. Я, наверное, больше всех за него переживала, боялась, что с голоду подохнет. Сутки он не ел у нас. Таня уже давай орать на отца: «Зачем ты его сюда приволок?!» Думали, хана ему. Не жрёт, прячется… Наверное, болен был. Папаша решил его обратно отнести. На помойку. Я реву: «Не надо, я его выхожу!» Короче… к чему я тебе всё это рассказываю? Прикинь, этот засранец выжил. Всё нормально было. Сначала скромнягой заделался. Спал под кроватью, по квартире перемещался как мышь, короткими перебежками. Потом всё смелее и смелее. А потом вырос в такого наглеца! С кровати не согнать. Со мной всегда дрых, у подушечки, царская морда. Я его Клопом назвала, или Клоповским. Потому что вечно вонючий был. Мы его не кастрировали. В общем, вот честно, ты мне сейчас напомнил моего кота, когда он мелким был. Такой же скромняга. А потом чего ждать? – заключила она с хищной улыбкой. Снова показались её маленькие клычки и печальная