уж, если все с капканами промышлять будут, где же столько соболей на всех взять?! – огрызается Добрынин. – Скоро и так всех выдавим.
– Этить! На твой век, Ванька, хватит. Ноги длинные, подальше ходить будешь, к монгольским перевалам. Говорят, там соболя еще много!
– Ишь, мне… учитель нашелся… – шипит змеей Ванька, – куда ходить, да как ходить… без тебя знаю, что да как!
К этому времени Дегтярев и Лукин подтащили нарты, перебранка закончилась. Вновь прибывшие громко поздоровались со всеми, заговорили. Кто-то ответно кивнул головой, другие отвернулись. Тит Нилович поочередно протянул охотникам руку, за ним Егорка Подольский, потом нехотя Семен Понамарев. Другие постарались избежать необходимого этикета.
Дедушка Трапезников живо пригласил мужиков к столу, налил чаю, стал расспрашивать, как прошел промысел. Матвей Дегтярев охотно, живо заговорил о своих приключения, нарочито уклоняясь от ответа о числе добытых шкурок: не время, да и не место. Однако по веселому голосу, настроению да суете всем понятно, что Матвей с Иваном идут с «богатым грузом». А что о соболях, так потом, к Пасхе, все и так будет известно, кто и сколько добыл: бабы расскажут…
Пока суд да дело, опустело переходное зимовье. Кажется, вот недавно была толпа народа, штабелем в избушке на нарах спали, не протолкнуться. А тут, на́ тебе, охотники молча друг за другом ушли вниз по реке Хазыр-суг, ближе к дому. За столом, у печурки остались пять человек, во главе с дедушкой Трапезниковым, старым охотником.
Матвей Дегтярев насупил брови, шумно выдохнул махоркой:
– А ведь недолюбливают нас мужички-то…
– Да уж, нашла коса на камень, – в тон ему подтвердил старожил.
– И что кому худого сделал? – почесал затылок Матвей.
– Этить, однакось, из-за капканьев… – навел мысль Тит Нилович.
– Так я что, кому запрещаю? Пусть и другие, как я, промышляют, никому не запрещено. Капканы, вон они, свободно в городе продаются.
– Все это так, – крякнул гусем Тит Нилович, – однакось люди привыкли по старинке соболя ловить, с обметом. Другого способа не допускают…
– И что, по старинке? – удивился Матвей. – Времена меняются, другая жизнь наступает. Да оно и видно, что хорошая жизнь в тайгу идет! Вон, возьми, музыка какая есть: раньше только в присядку под меха плясали. А теперь… сама играет, а из трубы поет!..
– Ан нет! – приосанился Тит Нилович. – Музыка, может, и меняется, да люди старые остаются, со своими характерами да верой. Чтобы по-новому жить, надо время выждать, чтобы все разом поняли, что и промышлять надо по-другому. Один глухарь на току всех капалух[12] не перетопчет! Этить, завсегда так было, еще и тятя мой говорил. А он-то, Нил Иваныч… Царствие Небесное, – перекрестился, – с давних лет промышленником был, и многое на своем веку повидал. Мы ить еще до вашего рода сюда пришли. Мой прадед от Катерины в Сибирь сбежал за дела вольные, ну, тут и обрусели. Так вот отец рассказывал, еще мальцом был, с дедом ходил за соболем, такоже, смутные времена были. Раньше охотники