теперь сойдем-ка вниз да сыграем на бильяре[6].
Они спустились в игровую комнату, но шаров не хватало, и они были выщерблены, сукно стола было порвано. Жевахов позвал Еремея, пригрозил выпороть его за нерадение, выругал за неприличный вид. Потом приказал позвать своего крепостного живописца Леху Мухина. Синеглазый, стройный, с льняными волосами, парень этот был одет в посконные штаны и рубаху.
– В мастерской холсты грунтованные есть? – спросил Жевахов.
– Как не быть? – ответил, кланяясь, крепостной художник.
– Хорошо, постой тут, скоро в мастерскую пройдем, станем обнаженную натуру писать. Нимфу Ибряшкинских прудов. Кого же из девок позвать? Те, которых мы писали прежде, изрослись и постарели, пока я в Париже был. Их как отдадут замуж, да в тяжелую работу, да как они родят ораву детей, так страшней крокодила становятся. Вот сейчас нам Ефросиния на стол накрывала, так я её даже не узнал, уезжал, была красотка, а теперь – веник-голик. Измусолили всю. А это кто за окошком идет?
Художник потупился и молчал.
– Я тебя спрашиваю? Поди, позови её.
Мухин и с места не стронулся.
– Ты что? Плетей захотел? Еремей, кликни-ка вон ту девку.
Костлявый управляющий, уже успевший надеть парик и умыть физиономию, опрометью бросился в двери.
Он возвратился, таща за руку девку. Стоя перед барином, она потупилась и спрятала руки под передник. Но Томас успел заметить, что эти руки не успел испортить тяжелый крестьянский труд. Узкие ладони, длинные изящные пальчики. Чистое лицо, большие темно-карие глаза, и брови – черными дугами. Это была очень молодая девушка, еще почти девочка.
– Тебя как зовут?
– Палашка.
Она мельком взглянула на Леху Мухина, лицо стало наливаться румянцем.
– Искусство живописи любишь? – спросил Жевахов. Она молчала.
– Живопись надо любить! Сейчас ты прекрасна, но так будет не всегда. А художник своей кистью останавливает время. Он трогает полотно кистью и на века оставляет тебя на полотне такой, какая ты теперь есть. Это единственный на земле способ вечной молодости.
Леха Мухин невольно насупился. Князь посмотрел на него с иронией:
– А ты вырос! Я помню, как ты еще совсем сопливым юнцом растирал у меня в мастерской краски. Кто, как не я, дал тебе первые уроки живописи? Сам я давно не пишу портретов. У меня есть мечта написать лунный пейзаж при помощи подзорной трубы. Как только будет свободное время, обязательно этим займусь. Ну, веди нас в мастерскую, и ты, Палашка, шагай за нами, будешь служить натурой. Это почетно – позировать художнику! Еремей! Подай в мастерскую шампанского!
В мастерской Мухин бросился к мольберту, поспешно снял с него полотно, поставил на пол лицевой стороной к стене.
Князь сказал:
– Ну-ка, ну-ка, что там такое?
Мухин смутился:
– Картина неготова, вы сами наказывали, картину не вывешивать на обозрение, пока не будет на сем полотне сделан