на свете,
Он за все в ответе,
Он настоящий батя,
Он не носит платья.
Для крошки он папа,
У него громадная лапа,
Он, как хлеб, всему голова,
С ним мама всегда права.
Днем стало тревожно,
И страшно в ночные часы,
Спать невозможно,
Бесятся мысли, как псы.
Зима-старуха уж еле дышит,
Когтями цепляется за крыши.
Еще поноет на последок,
И даже наломает веток.
В сугроб-капкан прохожий попадет,
Неловкий плюхнется на лёд.
Как зубы снег местами почернеет,
Весна нагрянет, забеспределит,
Подкинет красок, запахов и звуков,
Зима, впусти детей и внуков!
Три троицы их у тебя,
Они по свету раструбят.
О Дедушке своем Морозе,
Маэстро вьюги, виртуозе,
Скульптур лесных творца,
Узоров краше, чем у дворца.
И про тебя, то грозную, то мягкую,
Светло-седую, во всем двоякую.
И от того ты всех любимей,
Всех сильней, непостижимей.
Мысль рождается в звуке,
А бывает и в тишине,
Может мелькнуть в разлуке,
И еще много где.
Рифма сбивает с мысли,
Хотя смысл важнее, но,
Рецепт гармонии исчислен,
Рифмы и смыслы – одно.
Возвращаясь к мысли живой,
Поток сохраняя покоем,
Внешне не дружишь с головой,
А внутри идеально настроен.
В том потоке ты – бог,
Творец от Творца сотворивший,
Не страшен единорог,
И змей до того искусивший.
Опустошает минута ухода,
Когда улетучились мысли,
За ними сапоги-скороходы,
Постояли в углу и раскисли.
Грехов моих пчелиный рой,
Куда бежать? И как ещё живой?
Я не скажу «убийца», нет,
Но соучастник, пистолет.
Как дальше жить имею право?
Опасен для людей, отрава.
Не сам: болезни, люди, случай,
А в целом Бог, главное не мучась.
Но прежде чем прервется нить,
Что нельзя исправить – кровью искупить.
По зеркалу понта,
За линию горизонта,
Бросился вплавь,
Со спиной мастодонта,
Дед мой чёртов,
Боже, управь!
Павлины и фавны,
Плачь Ярославны,
Дама с собачкой…
Будет забавно,
Если появится правнук,
Раньше, чем дед на карачках.
Как с линии фронта,
И как воин архонта,
На холодный песок,
Ступил и без понта,
Прохрипела аорта:
"Прости, дурака, внучёк".
Лучше писать, пока пишется,
Лучше молчать, пока слышится.
В пост самое