не заметила этот мел, – обернулась Кашина на оклик. – И вообще: не надо разбрасывать свои вещи где попало. Здесь сектор, а не квартира в Химках, – улыбка, опять с издёвкой, вернулась на лицо московской гордячки. Мотнув косой, она пошла на исходную позицию. Лена хмыкнула и покачала головой:
– Ладно, Кашина, с тобой всё ясно.
– Что тебе ясно? – глаза Иры загорелись яростью. Похоже, скандалить ей было не привыкать.
– Ничего. Ясно, что у тебя толчковая лева-я-я, а моя толчковая – пра-а-ва-а-я, – ответила Николина. Фраза из песни Владимира Высоцкого была как никогда к месту: девушки действительно прыгали с разных сторон. С травы приветственно свистнули.
– Молодец, Ленуська! Бей гадов! – Цыганок, подпрыгивая, вошла в раж и запела так, что проснулись нутрии в норах у озера: «Физкульт-ура! Физкульт-ура-ура-ура, будь готов! Когда настанет час бить врагов, от всех границ ты их отбивай! Левый край! Правый край! Не зевай!».
Лиза от неожиданности поперхнулась молоком. Шумкин сморщился, глядя на Свету, и, постукивая Воробьёвой по спине, проворчал:
− Во даёт! Радио не надо.
Михайлов, в роли судьи, шикнул:
– Эй, галёрка, а ну цыц! Кашина прыгает, Николина готовится, – голос преподавателя прозвучал строго и официально.
– Нашла время песни петь, – огрызнулась Кашина, дойдя до начала разбега.
– А как же Лене теперь обойтись без мелка? – переживая, Андрей стал рыться в сумке – так, на всякий случай. Он знал, что ничего подходящего для разметки у него нет.
– Сейчас устроим, – Галицкий поднялся с травы и подошёл к лавке. – Держи, Лена. Это, конечно, не мел, но, если оторвать кусочек, то можно попробовать приклеить к битуму. – Юра протянул лейкопластырь. Николина встала. Взяв белый рулончик, руку отнять она не торопилась.
– Будем дружить, − улыбнулась девушка. Сказано это было с такой откровенной признательностью, что вызвало у десятиборца сухость во рту.
– Будем, – залился он краской.
– О, народ, чую, из этого что-то может набухнуть, – Cавченко многозначительно закатил глаза.
– Закройся, Хохол! – тут же отреагировал Малыгин, настолько грубо и властно, что Гена вытаращился: когда это было, чтобы абитура поднимала голос на третьекурсников? Но момент для схватки был неподходящий. Да и Виктор не дал ответить, произнёс с сожалением: – Был бы у меня пластырь, я бы тоже дал.
– И я бы дал, – кивнул с готовностью Попинко, отставляя в сторону раскрытую сумку. – Хорошая она, Николина, да, Витя? И с душой нараспашку.
– Не то слово! Наш человек, – заверил Малыгин, снова мысленно улыбнувшись очередному выражению Попинко. В нём самом было что-то романтичное, есенинское, и стихи Малыгин любил, хотя не мог запомнить ни строчки.
Тем временем Ира спокойно перепрыгнула установленную высоту, а Лена прикрепила пластырь к новой отметке.
– Прыгает Николина! – объявил Михайлов, тоже заинтересованный интригой, возникшей в секторе. –