к своей щеке.
Я дернулась и вскинула на него глаза. Пахло от него оглушающе: медом, жасмином, белым мускусом.
– Теплая, правда? – Он смотрел прямо на меня, и в прозрачной глубине голубых глаз больше не было льда, а кожа под моими пальцами действительно ощущалась мягкой и теплой. Легкое дыхание дразняще касалось моего запястья.
На мгновение показалось, что Исмир не удержится и превратит это невинное прикосновение в ласку. И когда он отвел взгляд и выпустил мою ладонь, я едва сдержала разочарованный вздох.
Остаток пути мы проделали молча. Я сидела с закрытыми глазами, делая вид, что дремлю.
Наконец кеб остановился у особняка мэра. Исмир расплатился с извозчиком и помог мне выйти. Я поежилась от ледяного пронизывающего ветра. Воздух казался взвесью соли, льда и мельчайших капелек воды.
Встретивший нас дворецкий был растерян настолько, что даже не потребовал от Исмира какого-то подтверждения полномочий. Впрочем, не приходилось сомневаться, что этот высокий светловолосый мужчина – действительно дракон. Даже если не принимать во внимание стихию льда, сейчас буквально сверкающую в нем, кто еще мог явиться зимой в одной рубашке?
– Госпожа Гюльвейг слегла и никого не принимает, – доложил дворецкий потерянно. Выражение лица у него было недоверчивое и обиженное, как у ребенка, которому сообщили, что подарков на зимние праздники не будет.
Признаюсь, отсутствие моей «подруги» устраивало меня как нельзя больше, учитывая ее любовь к тому, что деликатно именовали «светским разговором», а по сути – к сплетням. Страшно представить, в каком гневе будет Ингольв, если ему донесут о моем участии в этом деле!
Впрочем, я оказалась в нем замешана много раньше, когда мы с Петтером нашли тело мэра. К тому же теперь мне было что ответить мужу.
– Нет нужды беспокоить вашу госпожу, – откликнулся Исмир, оглядываясь.
Холл буквально ослеплял роскошью барокко: повсюду позолота, затейливая мебель, колонны, драпировки и статуи. Я в своем скромном платье чувствовала себя здесь неуместной, но, кажется, дракона обстановка не смущала.
– Проводите нас к телу хозяина.
– Как прикажете, – склонился в поклоне тот. – Прошу следовать за мной, господин, госпожа!
Мы поднялись по широкой парадной лестнице, свернули в устланный коврами коридор и наконец остановились перед массивной дверью.
Дворецкий протянул руку, собираясь постучать, потом спохватился и осторожно повернул ручку.
– Вот, – сказал он тихо. Губы у него дрожали, и он, видимо не доверяя голосу, только мотнул головой в сторону роскошной постели, на которой возлежал мэр (точнее, его тело).
Я буквально заставила себя к нему приблизиться, хотя запах крови и тлена ощущался значительно слабее, чем ожидалось. И это несмотря на то, что окна, задрапированные тяжелыми шторами, не пропускали ни малейшего дуновения ветерка.
– Его вымыли? – поинтересовалась я. И, кажется, обрядили в ночную сорочку.
– Конечно! – так возмущенно ответил мажордом, как будто я заподозрила его в чем-то