дочка родится, – говорил он тогда своей беременной жене, – то Феклой назовем.
– А если мальчик? – недоуменно спрашивала она.
– Если мальчик, то будет Дормидонт, – без тени сомнения отвечал Гевуш.
– Что это за имена такие? – осторожно спрашивала Альфия, – Дормидонт Гвидонович что ли? Фекла Гвидоновна? Как-то странновато звучит, по-моему…
– Нормальные имена, – спокойно реагировал на замечание муж. – Но смотри, если девчонка родится, я тебя из роддома встречать не буду.
Альфия принимала все эти разговоры за чистую монету и в глубине души переживала. За три года совместной жизни она успела настолько привязаться к этому человеку и настолько сильно его полюбить, что ее собственное я, казалось, уже не существовало, полностью растворившись в этом новом для нее прежде неизведанном чувстве. Польщенный подобным отношением, Гевуш время от времени позволял себе пошутить с серьезным лицом на тему их дальнейшей судьбы, чтобы в очередной раз убедиться в том, что каждое его слово воспринимается женой с великим уважением и молчаливой покорностью и что ее неземная любовь по-прежнему на месте, живет и здравствует.
В том, что рождение девочки может привести пару к разлуке, Альфия почему-то не сомневалась, но как бы то ни было, пол жившего в ее утробе ребенка уже не изменить. «Будь что будет, – думала она, – лишь бы здоровеньким родился». При этом Альфия изо всех сил мечтала, чтобы ребенок был похож на ее любимого мужчину, поэтому каждый день поднималась с кровати в четыре часа утра на молитву. Мама Фагиля говорила ей в детстве, что Аллах обязательно услышит молитвы, произнесенные в четыре утра.
– Девочка, – торжественно произнесла акушерка, держа в руках новорожденную, – да какая красавица-то! Кукла! Ты посмотри на ее кудри!
Альфия на секунду напряглась при слове «девочка», но, едва глянув на ребенка, поняла – ее молитвы были услышаны.
Медсестра сообщила Альфие, что новоиспеченный отец благополучно уведомлен о рождении дочери и очень даже счастлив, и женщина успокоилась.
Феклой ребенка называть не стали. Оказалось, что это была шутка. На самом деле Гевуш планировал назвать девочку Риммой, по армянской традиции в честь своей матери, но Альфия предложила другое имя – Нателла, любимое имя свекрови, которым та мечтала назвать свою собственную дочь. Дочери в жизни свекрови не случилось, а имя так и осталось любимым, поэтому идея невестки была одобрена.
Так имя «Римма» перешло следующему ребенку. Не сказать, что Альфия была очень рада этому решению. Уже сама по себе идея называть ребенка в честь бабушек и дедушек казалась ей неразумной – а что, если вместе с именем ребенок получит и недостатки, и проблемы того человека, в честь которого его назвали? Кроме того, отношения Альфии со свекровью нельзя было назвать простыми.
Сорокатрехлетняя Римма Мартиросовна, женщина строгая и принципиальная, жила в одном из спальных районов Еревана вместе с младшим сыном. Она работала на местной обувной фабрике «Масис»,