знает! Захотелось и всё. Да и должна она была, как женщина, сказать слово последней. Но как же были прекрасны его объятия, когда он обхватил её одной рукой, чуть пониже талии. А через ткань штанов, она почувствовала, его реальный ответ на свой вопрос, да ещё нереально какой твёрдый. А затем она кокетливо и не трезвой походкой пошагала на выход, оставив Адама стоять одного в его кабинете. Тот ещё успел показать Василию жест, потыкав пальцем на девушку, на что тот, кивнув, сопроводил её на улицу, где уже её посадили в гольф-кар, который отвез её домой.
***
Василий вернулся к Адаму, что стоял в задумчивости, ожидая спада эрекции, и обратился к нему: “Но раз ты так заботишься о ней, может не будешь посылать её? Она бы спокойно дождалась бы релиза: она не Инна…”, – и поразился реакции Адама. Во второй раз за неполный год, проведенный почти каждый день вместе, он увидел на его лице эту эмоцию. Глаза Адама горели глубочайшей ненавистью, брови яростно подрагивали, а его подбородок сморщился от сдерживаемых слез. Адам злобно просипел: “Да нет у неё года!”. Злоба была направлена не на Василия, как это могло показаться со стороны. Нет, Адам направлял злобу на себя. Благо, что Василий знал это и, наверное, в глубине своей души, под десятиметровым слоем бетона бункера, возможно даже сочувствовал этому. Но работа Василия давно превратила всех окружающих его людей, кроме объекта защиты, в материал и ресурс, что могут быть либо полезными, либо отработанными. Через минуту Адам совладал со своими эмоциями, резко дернув головой в стороны, разминая шею и щелкая позвонками, и уже спокойно спросил Василия: “Думаешь, я лишаю её Выбора? Всех их? Что это я сделал его за них?”.
Адам посмотрел в безразличные глаза Василия и добавил, сам отвечая на свои вопросы: “Для них, кто скоро умрёт, я даю второй шанс. Да, они бы могли прожить его так, как они сами бы того хотели. Но они захотели быть здесь. И они счастливы. Меня можно обвинить в том, что я не говорю всего до конца, а значит обманываю. И, возможно, лишаю их выбора. Того, как они сами считают нужно встретить им свою смерть, хотя их всех и ждет одна и таже: белые стены больницы и прикованное тело к койке в чувствах неимоверной боли.”.
Василий положил руку на плечо Адама, прерывая его, и сказал: “Ты слишком загоняешься. Перестань уже. Я помню твои слова, что у всего есть двойное, а то и тройное дно. Всё пройдет нормально.”.
Но Адам лишь снова начал хмуриться, однако его тон на этот раз оказался переполненным флегматизмом от усталости: “Я лишь боюсь, что они все там сдохнут. Система пока слишком нестабильна. И даже если такова жертва нашего успеха… минимально зло – будь я проклят, от нас уже ничего не зависит. Ладно. Пора приступать.”.
Выходя из кабинета, Адам вставил наушник. Они двинулись во двор, где уже стоял минивэн, а людей из охраны вокруг прибавилось. Адам же сразу начал разговаривать с кем-то по связи. Но Василий знал, что первый раз, когда Адам не сдержал в себе постоянно живущее в нём чувство великого сострадания, был как раз из-за того, кто находится