уверена, что это хорошая идея. Совсем не уверена.
Тетрадь остается у меня. Поверить не могу. Все остальное принадлежит лечебнице – даже одежда на моих плечах, но карандаш и тетрадь – мои. Я раскрываю ее и пролистываю страницы. Она пахнет свежестью и новизной, страницы не пропитаны вонью лечебницы. Я оглядываюсь в поисках безопасного места, чтобы спрятать ее. В этой комнате много таких укромных мест. За столом есть как раз подходящего размера выемка между половицами и стеной. Цветочная тетрадь идеально туда помещается.
Подбородок приносит мои лекарства после ужина. Это половина того, что я принимаю обычно.
– Глаз с тебя не спущу. – Ее лицо приближается к моему. – Только попробуй выкинуть что-нибудь, и доктор Уомак с тобой разберется.
Я смотрю ей в глаза, пока она не отводит взгляд.
А когда гасят свет, сворачиваюсь в кровати и думаю об отце. Он был учителем, я сказала. Откуда такая уверенность? У меня нет воспоминаний ни о каком учителе, ни даже об отце. Ни картинки, ни лица, тела, голоса или запаха. В моей голове даже нет той пустоты, которую должен занимать отец. У него такие же темные волосы, как и у меня? У меня его глаза, его нос? Может быть, у него такие же усы, как у Уомака, или морщинки вокруг глаз, как у Диаманта. Как так вышло, что я полностью забыла собственного отца? И наверняка он тоже забыл обо мне, иначе он точно пришел бы и забрал меня отсюда. Он бы пришел и забрал меня домой.
Я погружаюсь в сон, продолжая мысленно искать этого человека, который, возможно, любил меня, заботился обо мне, но не нахожу его. В моих мыслях осталось место только для болота. Все как обычно.
Глава 3
Прошла неделя после встречи с новым доктором. Я все еще жду, что начну чувствовать себя иначе, голова прояснится, как после сна, но усталость никуда не уходит и в голове стоит слабое жужжание. Возможно, это мухи роятся над разлагающейся плотью, кишащей личинками. Плотью трупа, который вытащили из болота.
Как же истрепались локти и манжеты моего платья, да еще и испачкались. Я оттягиваю рукав и проталкиваю в него карандаш. Он прохладный и твердый, и его острый грифель царапает кожу при движении. Его присутствие успокаивает, я чувствую себя под защитой.
Кто-то со смехом бегает вверх и вниз по лестнице. Казалось бы, санитары должны остановить эту женщину, но нет. Наверное, все они оглохли. Если бы моя дверь не была заперта, я бы положила конец этому бреду.
– Заткнись! – кричу я наконец. Конечно, за всем этим грохотом она меня не слышит.
И кто-то принимается бить в церковный колокол. Этот зловещий «бом-бом-бом». Только его не хватало. Мне и так сложно думать, а тут еще и этот нестихающий звон. Я жду, когда он смолкнет – безуспешно. Звон продолжается все утро.
Может, кому-то удалось сбежать. Повезло же. О, как этому человеку повезло! Как бы мне хотелось сейчас бежать по хрустящему насту, на свежем воздухе, спасаться бегством отсюда – и бежать, бежать. Как бы мне хотелось оказаться этим беглецом.
Санитарка со сморщенным, как сушеная слива, лицом приносит мне обед – миску чего-то зеленого,