ещё не было. Он придёт позже, когда в двух метрах от тебя разорвётся «неожиданный» снаряд, опустошительно выпрямляя и без того прямую кишку и выворачивая напрочь всё органическое нутро человека. Единственное, чего он хочет в этот миг, – это зарыться в самую глубь земли, накрыться по самую макушку чем-нибудь большим, толстым, непробиваемым, непроницаемым, спасительным. Когда же проходит оцепенение и возвращается способность оценивать ситуацию вокруг, а мысли в голове всё ещё жужжат, как пчелиный рой в улье, ты вдруг впервые понимаешь, что твоя жизнь не прервалась случайно, но всё может повториться уже через мгновение, которое окажется последним. Молитвы, услышанные от бабушек в далёком детстве, чётким строем связанных чудесным образом словосочетаний начинают вырисовываться в памяти, вольно или невольно воспроизводясь вслух твоим же голосом, которого ты слышать не можешь по причине полной глухоты и контузии. Но и это ещё не страх… Его ты увидишь позже, когда после обстрела заглянешь в лица оставшихся в живых товарищей. Вот там и будет нарисован ОН: смертельный, бледно-синий, с вытаращенными наизнанку глазами и кривым оскалом застывшего ужаса на искорёженных и потрескавшихся бескровных губах. В твоём лице товарищи будут видеть то же самое, что и ты в их обескураженных физиономиях. Вот так впервые приходит страх на войне. Но всё это будет потом…
А пока в тентованном КамАЗе бойцы отдельного противотанкового взвода третьего батальона стрелкового полка мобилизационного резерва Народной милиции ДНР направлялись навстречу войне. Их головы нестройным тремором сбившегося с ритма барабанщика наполняли мысли о неопределённом будущем, и оттого на душе каждого было неуютно и до тошноты тесно.
– Чалый, скажи мне, только честно, – повернувшись лицом к заместителю командира взвода, спросил совсем безусый Егорка, отметивший свои восемнадцать годиков за две недели до мобилизации, – тебе-то самому не страшно?
Старого солдата этот вопрос не удивил, тем более что задавал его совсем мальчик, только вчера оторвавшийся от мамкиного подола.
– Разве я похож на полного идиота или дебила, чтобы потерять чувство осторожности, которое основывается именно на страхе? Не бояться на войне нельзя, иначе – всё, кранты! Надо беречь свою драгоценную жизнь. Только помни, что на войне твоя жизнь нужна в первую очередь не тебе, а твоим товарищам и командирам, если, конечно, они правильные командиры. Пока ты жив – ты воин с оружием. Иначе ты кусок говна бесполезного, уж извини за прямоту. Поэтому ты должен сохраниться, быть осторожным и, как бы это странно ни звучало, бояться умереть. Уловил ход моих мыслей, Егорка?
– Угу, – согласился салага и тут же добавил: – Непривычно всё это!
– Ещё бы война была привычным делом. Держись меня или вон, Могилы: он парень бывалый, окопы рыть тебя научит. Ведь в окопе твоё спасение, правильно я говорю, Витёк?
Истомин ничего не слышал из-за нарастающего лязга гусениц и рёва танковых дизелей, но, увидев, что Чалый кивком головы указал