пересохшие губы.
– Вы хоть рожайте, баб-то много, – сказал он, старясь не глядеть на плачущего десантника. – Рожайте, а я уж всегда… приму…
Проехав дальше, он остановился возле крохотного деревенского кабачка. В зале было пусто, за стойкой дремал белобрысый мальчуган, совершенно не услышавший шагов Андрея.
– Эй, малый, – Огоновский потрепал его за вихры и улыбнулся, – а дед Хома куда делся?
– Хома? – затрепетал ресницами отрок, – Так помер Хома, два года уж как зарыли. А вы… кто?
– А я тебя из мамки вытаскивал, – ответил Андрей. – Не красней, все там были.
– Так вы… тот самый доктор, про которого Джош рассказывал?
– Доктор, доктор. Пиво-то давно варили? А ну, нацеди мне большую.
Суетясь, парень налил Андрею здоровенную кружку темного пива. Огоновский присел на отполированный за долгие годы стул и грустно оглядел низкий зальчик, едва освещенный парой тусклых плафонов. Раньше в такое время суток здесь торчали почти все мужчины поселка. Теперь кабачок был пуст, как и вся округа…
– Доктор…
Погруженный в хмельные думы, Андрей и не заметил, как подошла к нему высокая седоватая женщина в грязном рабочем комбинезоне. Он узнал ее – это была жена владельца крупнейшей среди поселковых шахты. У нее, кажется, было трое сыновей и дочь, вспомнил Андрей. И жили они тогда дай бог каждому.
– Мэдлин? – удивился он. – Здравствуйте… как ваши?
– Моих больше нет. Никого. Я хотела просить вас об одной вещи… правда, все не знаю, как начать…
Андрей встал на ноги. Перед ним стояла женщина, потерявшая абсолютно все – мужа, сыновей, почву под ногами. Он не мог сидеть; он склонил перед ней голову и приготовился слушать.
– Моя дочь, Ханна… она не больна, вы не подумайте! Дело в том, что я уезжаю – наверное, я найду работу в порту… мы уже давно продали шахту, дом, в общем, все… а зимой мы просто не прокормимся. Доктор, купите Ханну! Она красивая стала, вы ее даже не узнаете! У вас пенсия, содержание, она будет работать, она может… она сыновей вам родит… доктор, я умоляю вас, спасите ее! Иначе нас просто сожрут зимой, вы не знаете, тут из болот выходят…
Огоновский глубоко вздохнул. Он все понял. Деньги, полученные за девочку, и в самом деле помогут женщине добраться до столицы, а в порту устроиться еще можно. Но с несовершеннолетней дочерью ее ни на какую работу не возьмут, это он знал твердо. Либо девчонка станет проституткой и через год погибнет под ножом уделанного нарка, либо ее действительно съедят ублюдки, пересиживавшие войну в местных болотах. Защищать ее тут некому, своих бы спасти!
Пошарив по карманам, Андрей вывалил перед женщиной кучу мятых купюр. Одну он выделил и положил на стойку, а остальные пододвинул к плачущей Мэдлин.
– Здесь больше двухсот крон, – сказал он. – На первое время вам хватит.
– Что вы, – прошептала женщина, – тут нет таких цен!
– Это мое дело, – перебил ее Андрей. – Идемте.
Через полчаса справа от него, вжавшись в бархатную кожу дверцы, испуганно улыбалось