Руссо пытался сопротивляться, насколько позволяли силы, однако Тереза, намыливая ему голову, произнесла:
– Ну и бесстыдник ты, Додо. У меня трое братишек, чем ты собрался меня удивить?
Наконец одетого в чистое его причесали, и кухарка, сложив руки на груди, улыбнулась:
– Ты стал такой славный. Додо, хорошенький, как маленький сеньор.
Женщина поднесла ему зеркало, и Руссо замер, открыв рот. Неужели это он?! Темно-русые густые волосы доходили ему до плеч. Лицо было изящным, а кожа ровной, загар успел сойти за время болезни, и теперь оно стало почти белоснежным, с розоватым румянцем на скулах. Синие глаза, тёмные ресницы, прямой нос и красиво очерченные губы.
В эту ночь он никак не мог заснуть. Стало быть, мать оставила его у себя, попросту польстившись на хорошенькое личико. Эх, если бы прежде знать, что он обладает красивой внешностью, разве стал бы он вести такую убогую жизнь? Но, поразмыслив, Доминик счёл, что ничего бы не смог изменить, а в грязи и обносках не всё ли равно, смазлив ты или уродлив?
Пока Оржеваль в очередной раз осматривал рану, мальчик засыпал его вопросами:
– Господин Франсуа, отчего вы всякий раз старательно промываете рану, ведь она прикрыта повязкой и я лежу в кровати.
– Это надлежит выполнять обязательно, дитя моё. Иначе она загноится и все мои труды пойдут насмарку. Ты держишься молодцом, Додо, не хнычешь. А ведь я подозреваю, что тебе больно.
– Это пустяки, господин Оржеваль. Подумаешь, нежности. А что за порошок я пью? Для чего он?
Доктор степенно и подробно отвечал на каждый вопрос. Казалось, ему доставляет удовольствие говорить о своём ремесле. А слушатель ему попался крайне любопытный. И хотя старик, увлёкшись, переходил на врачебные термины, словно стоял за кафедрой и поучал студентов, Руссо слушал его с разинутым ртом.
– Экая досада, что я не знал такого прежде! – воскликнул он. – Ведь я бы смог исцелить своих товарищей. Ах, господин Франсуа, стало быть, я не напрасно смачивал лицо бедняги Мишеля холодной водой?
– Конечно, дитя моё. По крайности ты облегчил ему мучения, ведь люди тяжело переносят жар.
Когда Доминик начал потихоньку вставать с постели, то просиживал в гостиной у камина не меньше двух часов. Он расспрашивал доктора о той или иной хвори и назначении инструментов, которые тот бережно хранил в бархатных футлярах. Однако частенько интересная беседа прерывалась приходом посыльного, и Оржеваль, торопливо надев шляпу и запахнувшись в накидку, спешил к больному.
Когда доктор был занят, Руссо с удовольствием наведывался в кухню. Ему было уютно сидеть в тепле и вдыхать аромат яблок, которые кухарка выкладывала на раскатанном сдобном тесте. Нравилось шутливое подтрунивание Терезы. Пожалуй, только в этом доме он впервые смог общаться с приличными женщинами. В его прежней жизни он не задумывался, есть ли они вообще. Он знал лишь жалких дешёвых потаскух, воровок и гадалок, которыми кишела рыночная площадь. Кухарка с ужасом слушала