богатый. Но не люблю я тебя. Мы же договорились – как сестра и брат, помнишь? Пожалуйста. (Гладит его по плечу).
АНАТОЛИЙ. Да, да. Прости, прости, Лен… Но вот как-то последняя попытка. Монако ведь, знаешь, город этот… Я, когда его первый раз увидел рано утром, он мне напомнил… Не поверишь! Вот как будто я оказался в игре такой компьютерной – «Дюк—2». Ты играла ведь тоже когда-то раньше? Да? Я не знаю… Галлюцинация такая как-то… И ведь не пил… Народу на улице никого, только я. И вот мне кажется, что сейчас вылезут черти эти, бегемоты эти с ружьями, а мне их убить нечем. Без оружия я. И, тем не менее, не страшно ничуть. Хожу себе спокойно, по лифтам этим разъезжаю. Ну, ты была, знаешь. Петя твой ведь опять… А, ладно.
ЛЕНА. Нет, Толь. Сегодня все хорошо будет. Мне сон сегодня приснился. Хороший очень, пожалуй, даже лучший за всю мою жизнь. Будто идем мы с Петей по огромному-огромному полю. А оно поросло все одуванчиками золотыми такими. И солнце светит яркое-яркое. И не видно конца-края этому полю. А на душе такое счастье, такое… В общем, словами я это передать не могу. Все сегодня хорошо будет.
АНАТОЛИЙ. (Зло улыбается). Ну, если ты так считаешь, если уверена – тебе виднее. Надо же, такое счастье твоему Пете, такая женщина его любит. Только он-то, он-то – нет! Всех подруг твоих перетрахал! Знаешь ведь ты, да? Как ты такое можешь…
ЛЕНА. (Перебивает) Послушай! Он сам еще не догадывается, что любит меня, что я – его вторая половинка. Несчастная любовь у Пети трагическая в Москве случилась, сломала его, на дно опустила, душу всю вымотала. Видела я фотографию Любы этой. Красива… причем так, что даже я, девушка, понимаю, как за ней все мужики без исключения бегать должны. А Петя до этого случая отказа не знал.
АНАТОЛИЙ. Ты-то откуда знаешь?
ЛЕНА. Я с Петей много раз на эту тему разговаривала. Когда он сюда вернулся, я ведь практически выходила его…
АНАТОЛИЙ. Выходила? Он чего, еще хуже был, по ящику в день жрал что ли?
ЛЕНА. Да прекрати, не в этом дело… Он, понимаешь, жить совсем не хотел, сил у него не было дальше жить. Я вывела его из того состояния… Мертвого что ли, упаднического, безжизненного…
АНАТОЛИЙ. Сейчас живее всех живых, как Ленин, бл.! Портвейн, бабы, стихи издает, и еще работать не работает, и не хочет…
ЛЕНА. Стой, Толя! Приехали.
Внешний каркас серо-бездонного кафе с тихим названием «Приют» выглядел идеальной черной дырой, и не в цвете было дело, цвета, это банально-грязное заведение, было что ни на есть серого. Только как необъяснимо-грозная черная дыра засасывало оно всю энергию пятиэтажно-убогого окружающего места, вампирно так убивая все цветущее живое рядом, насколько могло дотянуться в злобе своей кровожадной. Все существа, живущие и бледнеющие по соседству с этой пропастью в нижние миры, всем сердцем хотели убежать отсюда без оглядки, но сил, энергии у них уже не было, и жили они в сладко-дрожащей истоме постоянного ежесекундного умирания. Посетителей же эта необъяснимая темная сущность тянула к себе невидимыми привязными