вытянул вперед руку и не увидел кончиков собственных пальцев. Он опустил глаза вниз и не увидел даже палубы. Молочный туман окутывал его плотно, словно кокон. Мир исчез, и вместе с ним стал исчезать Паляев. Он растворялся – словно сахар в стакане горячего чая. Он становился частью тумана. Он и был – туман.
И тут Паляев закричал. И не услышал своего голоса. И решил, что его – не стало…
Он опомнился лишь тогда, когда палуба, разбуженная ожившим двигателем, вновь завибрировала под ногами, и катерок, сначала несмело, а потом все более решительно двинулся вперед, туда, где сквозь истончающуюся мглу стали проглядывать солнечные лучи.
Этой же ночью Ивану Тимофеевичу приснился странный сон. Будто едет он в автобусе по серой, пустынной степи, а вокруг сидят незнакомые ему люди с размытыми, нечеткими лицами. Автобус остановился, и против своего желания Паляев оказался высаженным прямо на пыльную землю. Двери захлопнулись, автобус уехал, и Паляев остался один.
Вокруг до самого горизонта расстилалось унылое, ровное, как стол, безжизненное пространство. Ни травинки, ни камешка, ни ручейка. Небо было – как застиранная простыня – такое же однотонное и унылое.
Невероятная тоска и одиночество сжали сердце Паляева. Он хотел бежать, но не мог решить – в какую сторону. Отчаявшись, он сел на землю, покрытую слоем тончайшей пыли, и обхватил голову руками.
И тут со всех сторон начало окружать его и все больше приближалось нечто, неподдающееся описанию, но разрывающее душу настолько болезненно, что от ужаса Иван Тимофеевич проснулся весь в холодном поту, долго потом не мог уснуть и сидел на кухне, стакан за стаканом выпивая холодную воду.
Как человек сугубо практического склада ума, чуждый всякой мистике, Паляев не склонен был придавать снам вообще какое-либо значение. Однако против собственной воли несколько дней он пребывал в состоянии смятения от одолевавших его дурных предчувствий. Но проходили дни, недели, месяцы, а жизнь текла привычным чередом, и со временем сон этот забылся.
Супруга Паляева при всей ее королевской стати и красоте была женщиной скромной, тихой и в такой степени мудрой, что могла, незаметно и не ущемляя достоинства мужа, держать в своих маленьких, мягких ручках руководство над всеми остальными сторонами их жизни. Покладистый и тихий Паляев никогда не противился такому положению дел, и все шло словно само собой. Поэтому, когда Надежда Петровна внезапно и тяжело заболела, Иван Тимофеевич почувствовал, что земля закачалась у него под ногами.
Он приходил к жене в инфекционное отделение больницы, пропахшее хлоркой и лекарствами, приносил в сумке фрукты, печенье и конфеты, но она почти ничего не ела. На какое-то время состояние ее улучшилось, температура пошла на убыль, и Надежда Петровна даже пыталась вставать с кровати и выходить из своей палаты в коридор. Но главный врач, глядя ей вслед, сомнительно