приняли, да. Но трудно, как трудно учиться на чужой медный грошик…
Комсомольск-на-Амуре
Строительство города Комсомольск-на-Амуре началось в тридцатые годы в соответствии с государственной стратегией осваивания и заселения Дальнего Востока. Не стоит сразу говорить о каторжном труде советских заключенных. Основу города закладывали не они. И в процентном отношении они были здесь не столь многочисленны. Комсомольск с самого начала планировался именно как город, имеющий важное для страны промышленное и географическое значение. Многое делалось, чтобы привлечь туда специалистов, и чтобы люди ехали в далёкий край добровольно. Первопроходцами в тайге были именно комсомольцы, а также вольнонаёмные строители, прибывшие сюда на берег Амура по оргнабору на год раньше всех остальных.
Зачем на Дальний Восток поехал по призыву Петр Григорьевич Ахмылин, оставив жену с тремя детьми (полтора, пять и двенадцать лет), а также мать «иждивенку», как тогда называли тех, кому советская власть не считала нужным платить пенсию? На этот счет есть две версии, обе высказанные гораздо позднее того, когда все это случилось.
Первая версия от Домны Георгиевны:
«Он хотел просто сбежать от нас. На Дальнем Востоке он побывал до этого дважды. В первую мировую войну он служил там офицером, а в Гражданскую воевал на стороне красных. Он много знал об этом крае, ему там нравилось. А тут такая возможность, как государственный призыв, он взял, да и уехал».
Возможно, что-то и так. Отношения Домны Георгиевны и Петра Григорьевича были сложными, и в них прослеживается отпечаток времени. Идеи о свободе, о равенстве женщин и мужчин, о материалистической значимости человека на фоне природы, дарвинизм, атеизм – все это влияло и своеобразно преломлялось в бурной незаурядной натуре Петра Григорьевича. Бабушкины объяснения его поступка, навеянные скорее обидами, имеют слабые места. Спрашивается, а зачем он их все-таки вызвал к себе на Дальний Восток? Что бы ему там не радоваться свободе от семейных уз?
Есть и другая версия его старшей дочери Анны (моей мамы):
«Я училась в младших классах школы, мы жили в Уфе. Было очень тяжело, постоянный голод. Мои родители переехали в село, где мать учительствовала, а отца назначили председателем сельсовета. Начал он со свойственным ему энтузиазмом, но быстро осознал, что это не его. Его, человека склонного больше к собственной инициативе, чем к строгой дисциплине, многие обязанности тяготили. Он не был членом партии, но был обязан выполнять соответствующие его должности предписания, связанные, как правило, с какими-то принудительно-насильственными мерами. Я помню, как в нашем селе закрывали церковь. Собралось много народа, все стояли и с деревенским любопытством смотрели, как два человека, приехавших из города, грузили на телегу церковное имущество. Конечно, отец как председатель сельсовета присутствовал при этом и чем-то руководил. Он, как многие, кто в те годы