Мысленно парень уже попрощался со свободой, но он и представить себе не мог столь полной невозможности уединиться. Ничто больше не принадлежало исключительно ему. Он стал частью огромного организма, системы, к которой придется приспосабливаться.
Суть нового образа жизни все яснее открывалась Гэбриелу, пока он стоял в конце длинной очереди за едой. Перед ним возвышался Сол. Проходя по тюремным помещениям, парень подметил еще кое-что: авторитет, которым пользовался среди прочих заключенных его новый товарищ: если это была не власть, то заметное уважение. Хотя страха он никому не внушал. Определенно.
– Ты сидишь с Джейсоном?
– Да, – ответил Гэбриел, все еще пытаясь восстановить голос.
– На твоем месте я бы не стал ссориться с ним.
– Он опасен?
Гэбриел постарался задать этот вопрос спокойно, прекрасно осознавая, что ночью его надолго запрут в камере наедине с Джейсоном.
– Нет. Но он глуп, – прошептал Сол, приветственно кивая еще одному знакомому заключенному, коротко стриженному молодому человеку с бородой имбирного оттенка.
Гэбриел заметил, что тот оглядел его от макушки до пят, и невольно поежился от оценивающего взгляда.
– Глуп?
– Никогда не бери взаймы и не одалживайся. Правило номер один. Особенно если тебе не дали разрешения. Когда все, что у тебя осталось, это двадцать вещей, они приобретают огромную важность. Джейсон отдал кому-то нечто очень важное. Его ждет суровое наказание, и лучше бы оно свершилось не при тебе.
– Разве ты не должен уведомить надзирателей?
– Правило номер два: никогда и ничего не сообщай охране. Здесь мало с кем обращаются хуже, чем со стукачами.
– Усек.
– Если заметишь, как что-то начинается, сразу уходи. Вот тебе совет, – добавил Сол. – Это тяжело, но здесь прежде всего нужно заботиться о себе. Так поступает любой зэк.
Гэбриел разглядывал стоявшую на подносе тарелку с мясной запеканкой. Пюре выглядело белым и с виду приличным – с бисеринками влаги на поверхности, словно запотело. На вкус же оно было водянистым и слишком мягким. Фарш неестественного оранжевого оттенка вовсе не вызывал аппетита. Гэбриел набрал смесь в ложку. Несмотря на жидковатую консистенцию, она не пожелала отлипнуть, когда он поднес ее ко рту. Пюре свисало слизью, но Гэбриел был настолько голоден, что положил его в рот, теплое, но далеко не горячее. Он постарался вообразить, что порция за порцией поедает не отвратительную пищу, а нечто куда более вкусное, но чем сильнее остывало блюдо, тем труднее это становилось. В желудке ощущался ком – тяжелый, как сырой песок. Неожиданно Гэбриел подавился и почувствовал, что отвратительный картофель выбирается наружу. Он кинулся к корзине, стоящей в углу столовой, и его стошнило. Услышав смех, он поднял взгляд на сидящих за столом напротив. Среди них был молодой человек с имбирной бородой. Глазами он так и прожигал Гэбриела, который внезапно перестал чувствовать голод.
Общий