много говорят о нем. Действительно, по мнению многих информированных лиц, это бургграфство вскоре превратится в иудейское царство.
– Мы, вообще имеем какую-то пользу от этого бургграфства или нет? – Спросил император.
– В этом году, в Регенсбурге, доверенное лицо бургграфа, как я выяснил, сделало установленный взнос на войну. Заплатили золотыми дукатами.
– Вот, как? – Равнодушно кивнул император. – Значит, с деньгами, у него трудностей нет. А, как он вел себя в Регенсбурге, на сейме? Я что-то его не припоминаю.
– Никак. Не изволил явиться. – Сказал Ауэршперг. – Прислал вместо себя доверенную свиту. Один был польский шляхтич, другой – из бюргерского сословия. Побыли три дня и уехали, заверив его высокопреосвященство архиепископа Майнцкого, что бургграф и впредь готов исполнять свой долг, перед империей и императором.
– Вообще-то странно, ваше величество, что вы не вспомнили об этом Шаффурте, сами. – Сказала императрица Элеонора. – Это тот самый бургграф, который каждый год на Троицу, устраивает у себя грандиозные театральные постановки. В позапрошлом году, у него были гонки на колесницах, в настоящем римском амфитеатре. А, в этом году, он, говорят, устроил представление о каком-то китайском императоре. С батальными сценами. Вплоть до морских сражений. Но возможно это просто слухи. Видели это немногие. Он на свои представления приглашает только избранных. Причем, вместо того, чтобы получить признание у особ возвышенного круга, приглашает абы кого. Пользуясь лишь личной симпатией.
Император вонзил нижние зубы в верхнюю губу.
– Кроме того, по моим сведениям, этот фон Шаффурт усердно собирает коллекцию живописи. При посредничестве тех же иудеев, кстати. – Сказала Элеонора.
– Вот, как? – Вздохнул Император.
– Хорошо платит, между прочим. Среди нидерландских и итальянских школ, успел прослыть щедрым меценатом.
– Кто-нибудь объяснит мне, откуда у него деньги. Может это происки Людовика? Кузен платит ему пенсию?
– Не платит. – Взял слово вице-канцлер Вальдердорф. – Кроме того, бургграф, за последнее время, завоевал славу ярого противника французского двора. Насмехается над всем французским. Самого короля обвиняет в нечистоплотности. Французскую моду не признает. Больше привержен строгому испанскому стилю. Правда, на свой манер. Темные цвета в одежде меняет на более светлые.
– Хм. – Раздалось из полуоткрытого рта императора, который и сам был ярым приверженцем испанского стиля.
– А это не могло стать поводом французского демарша? – Спросил эрцгерцог.
Иоганн фон Ауэршперг сказал:
– Трудно сказать. От людей, приставленных к французскому корпусу, пока поступили только предварительные данные. Я обратился к архиепископу Майнцкому, с письменной просьбой сообщить, что ему известно об этом деле. Кроме того, его высокопреподобие, вице-канцлер, в сопроводительном письме, просил поторопиться с ответом. Но еще рано. Кроме того, насколько мне известно, вице-канцлер направил,