домой.
«Мы есть результат наших мыслей», – как-то сказал Будда. Наш мозг не делится на гуманитариев и математиков. Он воспринимает лишь ту информацию, которую мы ему подтверждаем. То, что мы про себя думаем, тем мы и становимся.
Уже дома, глядя в зеркало, я изучала себя: тело, родинки, цвет кожи. Кто я? В рассуждении родился ответ: артистка! Я открыла мамин шкаф, достала ее вечернее платье тягучего темно-бордового цвета, с шелестящей длинной юбкой в пол. Мне оно казалось превосходным, хоть и было великовато. V-образный вырез и ажурные рукава подчеркивали мой стройный стан, молодость и привлекательность.
Было начало марта. На улице все так же лежал снег. Я вышла из дома во всей красе – в мамином платье и черных замшевых туфлях на шпильке. Куртку все же догадалась накинуть сверху.
И тут мне очень захотелось лечь на снег прямо посередине дороги. Я прониклась тишиной и с улыбкой смотрела на воздушные облака. Меня манило к ним, было легко и радостно! Странное чувство – бесстрашие и свобода. Я замахала руками вверх-вниз, чертя узоры на снегу той самой дороги, где улеглась, восклицая: «Я – птица!»
– Эй, с тобой все нормально? – Мои фантазии прервали два рослых парня.
Приглядевшись, я распознала тогда еще милицейскую форму и поняла, что это пэпээсники. Видимо, мое странное поведение привлекло чье-то внимание. И они пришли разобраться, кто здесь нарушает закон.
Я, разозлившись, что мою тишину прервали, еще и так грубо, быстро превратилась в злодейку и вонзила острую шпильку в кирзовый сапог одному из «спасателей». Они тут же взяли меня под руки и засунули в милицейский уазик.
– Я требую адвоката! У меня есть право на звонок! – кричала я, тарабаня в окно пассажирской кабины.
– Насмотрятся фильмов по телеку и сразу все такие грамотные, – съязвил местный участковый, что сопровождал меня в поездке. – И тебя вылечим, и меня… – он вздохнул, задумавшись о своем.
Чуть позже я оказалась в кабинете районного отделения милиции, где меня засыпала вопросами какая-то следовательница: «Сколько тебе лет? Где живешь? Учишься? Работаешь? Кто родители?»
Почему-то про возраст я ответила тогда: «Двадцать пять лет».
Деловая симпатичная брюнетка с глазами примечательного сапфирового цвета старательно и сурово нахмуривала черные брови и что-то записывала. На столе стояла коробка с картинкой из трех слонов и надписью «Индийский чай». Закипала вода в стеклянной банке с кипятильником. Бутерброды с докторской колбасой и маслом торчали из целлофанового пакета, а в граненном стакане виднелись два кубика сахара. Среди обеденного натюрморта возвышались толстенные папки с документами.
Она трудилась во имя справедливости закона, создавая вид сильной и бесстрашной. Я смотрела на этот образ строгой женщины в форме и вновь «видела»: молодая внешне, пугливая и опустошенная внутри.
«А как же иначе! – подумала я. – Обстановочка еще та, милицейский участок все-таки. Вдруг увидят в ней ту самую пугливую девочку и узнают ее страшную тайну. Ведь она вообще не на