носами, пушистыми ушами и по-собачьи преданными глазами, по мнению Ганьки, даже умильные.
Правда, может Ганька к ним так миролюбив, потому как и сам обездоленный. Безликий же, тоже звериной ипостаси лишен, вот и чувствует с псеглавцами некое сродство.
Но на всякий случай стоит доложить, что один из них растет у Пшёнки. Все ж доселе в Тенёте их не жаловали. Мол, портят облик столицы. Вся эта показушная шелуха Ганьку не заботила, но зато она заботила Цикуту. А Цикута заботил Ганьку.
Младшего княжича Чернобурского в народе недолюбливали. Он был слаб здоровьем и отчего-то в стае альф получился омегой, с трудом сопротивляющимся чужим командам. Его за глаза так и звали «омежкой», созвучно с народным названием цикуты – омежником.
Но Ганька был истово предан княжичу, спасшему его жизнь. Пускай он его спас только потому, что тоже почувствовал то самое сродство с обездоленным. Пускай пожалел. Лучше жалость, чем губительное безразличие.
– У нас, кажись, меша завелся в сенях.
Ганька навострил уши, отвлекаясь от воспоминаний, и приблизился к мужикам, говорящим через тын.
– По ночам то воет, то хохочет, то под ноги в темноте кидается. Вот вроде и вреда-то от него нет, но пугает, зараза, до усрачки. Мы его уж и задобрить пытались, и выкурить, а ему как с гуся вода. Придется, видать, волкодава кликать.
– Черкануть для вас грамотку, сударь? – тут же вклинился Ганька, жестом фокусника вынимая из воздуха бересту. – За медяшку на главную доску вестей приколочу!
Мужики обернулись. Тот, что с мешей в сенях, пожевал губами:
– Ты чьих будешь, щенок?
– Так цирковых же! – Ганька обиженно захлопал глазами. – Неужто не признали меня? Я ж Ганька Коле́нца!
И для убедительности прошелся по обочине колесом.
– И впрямь! – развеселился второй мужик. – Я тебя знаю! Ух и горазд ты фокусничать! И лицедействуешь, и кувыркаешься, и огнем играешь! А покажи еще что-нить!
Ганька пожал плечами, мол, запросто, поставил на нос свиток бересты и встал на одну руку. В тулупе было тяжеловато, но равновесие он научился удерживать давным-давно.
– А еще!
– А для «еще» приходите на главную площадь в день Равноденствия отмечать с Великими князьями Чернобурскими рождение наследника престола, я там буду! – ловко свернул бесплатное представление Ганька, не упустив случая зазвать побольше народу на пир. В городской казне, из которой его жалованье платится, много монет не бывает.
– Кум, дай ему медяшку! – мужик через тын пихнул кулаком в плечо соседа, того, что с мешей. – Коленца один из столичных вестников. Будь уверен, после его грамотки волкодав пред тобой, как лист пред травой явится.
Это правда. Грамоты вестников помечались особыми наузами, указывающими на важность новости. А волкодавов к празднику в столице прибавится. Хоть кто да согласится на такое плевое дело, как изгнание меши.
Ганька накарябал на бересте послание, для порядка показал мужикам, хоть они