не прячься! Уже ночь, и никто тебя не видит. Покажись!
Затаив дыхание, он ждал.
Ни души. Только голоса ночи – спокойные, нежные, вечные, – сверчки и цикады, стенавшие ночные птицы и где-то совсем далеко собаки, лающие, потому как им дано видеть во тьме то, что не зримо для человека. Он вытянул шею в полной уверенности, что кто-то стоит перед ним под кедром, и умоляющим голосом тихо прошептал, маня невидимое: «Госпожа… Госпожа…»
Он ждал. Он больше не дрожал. По лбу и под руками струился пот.
Он взглядывался, взглядывался и слушал. Ему то чудилось, будто во тьме раздается тихий смех, то мерещилось, будто в воздухе что-то вращается, густеет, становится как бы телом и снова исчезает…
Сын Марии выбился из сил, взглядом уплотняя темный воздух. Он больше не кричал, не умолял – он выбился из сил. Вытянув шею, стоял на коленях под кедром и ждал.
Его колени были изранены о камни, он оперся о ствол кедра и закрыл глаза. И тогда, сохраняя спокойствие, даже не вскрикнув, увидел ее из-за смеженных век. Она явилась вовсе не такой, как он ожидал. Он ожидал увидеть мать, скорбящую о смерти сына и с проклятиями простирающую руки над его головой. И вот!..
Медленно, очень медленно, с содроганием открыл юноша глаза. Дикое женское тело блистало перед ним, облаченное с головы до ног в доспех из массивных стальных чешуй. Голова же была не человеческая, а орлиная, с желтыми глазами и изогнутым клювом, держащим кусок мяса. Спокойно и безжалостно смотрела она на Сына Марии.
– Иначе представлял я себе твой приход, – прошептал он. – Ты – не Мать… Смилуйся, скажи, кто ты?
Он спрашивал, ждал ответа и вновь спрашивал, но только круглые желтые глаза светились во мраке.
И вдруг Сын Марии понял.
– Демоница Проклятия! – воскликнул он и упал лицом наземь.
VII
Вверху на ним рассыпалось искрами небо, а снизу ранила своими камнями и терниями земля. Он раскинул руки и трепетал, словно вся земля стала крестом, а он стонал, распятый на ней.
Ночь проходила в вышине со своими свитами, великой и малой – звездами и ночными птицами. Всюду на токах лаяли покорные человеку псы, охранявшие хозяйское добро. Становилось свежо, юношу охватила дрожь. На какое-то мгновение сон овладел им и унес по воздуху в далекие жаркие страны, но тут же снова швырнул вниз на землю, прямо на камни.
Около полуночи послышался радостный перезвон колокольчиков, двигавшихся у самого холма, а за колокольчиками – заунывная песня погонщиков верблюдов. Голоса, чей-то вздох, чистый, свежий женский голос зазвенел в ночи, и сразу на дорогу снова опустилась тишина… Верхом на верблюде под золотым седлом, с лицом, потускневшим от плача, и превратившимися в грязь румянами на щеках, проезжала в полночь Магдалина. Со всех четырех концов света съехались богатые купцы и, не найдя ее ни у колодца, ни в хижине, послали погонщика с самым раззолоченным верблюдом доставить ее поскорее. Путь был очень далек, полон ужасов, но мысли их были обращены к телу, пребывавшему в Магдале, и они мужественно сносили