Ты старая. Ты умрешь, и тебя закопают», – почти выкрикивает он со злобой.
– «И-и-эх, бесстыжий. Будешь так говорить, накажет тебя господь, не дай господи. В ад тебя как раз и поместят-коли. Посмотришь тогда».
– «В какой ад?»
– «В какой, в обыкновенный. Будут тебя огнём жечь неугасимым, и не убежишь никуда и не спрячешься. А и капельки воды в раскалённое нутро не добудешь. И смерти захочешь – не умрёшь. Потому как муки там вечные. Вот какой. И змей поганый будет в тебе ползать. В рот залезет, через всё нутро, а через нос и вылезет, али ещё как. Накличешь, смотри, так-то если».
Бабушка говорит это как заученное, а он совершенно сбит с толку представившейся ему картиной.
– «Да? а я рот сожму вот так, и не открою», – говорит он ей отчего-то шёпотом.
– «А он тебя вот так», – и бабушка больно щиплет за щёку.
– «Ай, – кричит он от неожиданности. – Больно же, ба. Ты что!»
– «А говоришь, не открою. Вон-а, как раззявил. А ему того и надо. Ширк сразуй – и туда».
Бабушкины глаза смеялись, а ему больно и обидно до слёз.
– «Ну ещё, ба, – умоляет он её. – Ну, пожалуйста. Давай ещё раз. Я не открою больше. Правда, правда. Ну, давай!»
Но опять больно, больно так, что не утерпеть, и опять рот открывается сам собой. И поделать с этим ничего нельзя…
VIII
Наутро собирались уезжать. В своих мыслях все уже были не здесь, а дома. Каждый у себя. И каждый был озабочен своим. Один Николай Николаич был весел, говорлив и не обращал, казалось, никакого внимания ни на всеобщую озабоченность, ни на женские хлопоты. Для женщин сборы в дорогу это всегда что-то особенное. Чтобы не мешаться, Саша решил зайти напоследок к деду, который ещё не вставал. Накануне, за суетой, он так и не поговорил с ним, как это обычно случалось. Саша переглянулся с Верой и направился в дедову каморку, но Вера тут же подхватилась и пошла вслед за ним, оставив на столе свой чай и булочку. Одной, ей было всё ещё не по себе среди всех этих малознакомых людей.
Дед, казалось, дремал, заложив руки за голову, но как только к нему вошли, сразу же открыл глаза. Глаза были не заспанные.
– Санька, – назвал он внука, словно удивившись, что это действительно он.
– Ну, как, де, дела? – не зная с чего начать, спросил Саша.
– Как дела? – переспросил старик у внука, а затем спросил у самого себя:
– Как дела? А что им сделается. Они как были, дела-то, так и они есть.
Саша хорошо знал эту его манеру не сразу поддерживать разговор, но по всем признакам было видно, что разговор будет. Вера присела на стул в ногах стариковской кровати, сложила на коленях руки и заговорщически глянула на Сашу, который грел о печку руки и ждал, не скажет ли дед чего сам.
– А мы, вот… пожениться решили, – сказал в конце концов Саша и почувствовал, как кровь прилила ему к лицу. Боковым зрением он заметил, как вскинулись её ресницы.
– Чего? – не понял старик.
– Да нет, ничего. Я так. Ты, самое главное, поправляйся. Не болей. Теперь это самое главное, де. Было бы здоровье.
– Какое там, – отмахнулся старик,