наблюдать за ним: как он идет, как заходит в дом. Грэсли казалось, что сам он находится внутри этого неизвестного существа и ощущает то, что чувствует он. Это было занятно и совершенно по-новому, как будто на него было надето другое тело, и он пытался обжиться в нем, как в новой квартире. Интересно: знают ли они что-нибудь о квантовом мире? – подумал почему-то он, ибо сама идея присутствия чего-то в двух местах одновременно может казаться им абсурдной, хотя в квантовом мире это происходит постоянно. Да, квантовый мир странный и нелогичный, но он играет свою роль в той жизни организмов, какой мы ее знаем, то есть, знакомой нам. В своем сне Грэсли чувствовал даже запахи: они были неизвестны ему, но некоторые имели приятный аромат. Ему нравилось, что в городе было много воды: она протекала под мостами, а иногда лилась в виде фонтанов прямо из статуй, что выглядело особенно красиво. Еще поражало его количество разные звуков, которых он не слышал раньше, правда, иногда он не понимал, откуда они исходят. Но все так быстро закончилось, стоило ему только открыть глаза. Тем не менее, почему-то у него не было никакого сомнения, что он был на зеркальной планете: не смотрел на экране, а именно находился там. Какое-то время он еще не мог до конца осознать произошедшее, пока не постоял под душем и не выпил свой стакан воды, и не сделал совсем странное действие, проведя руками по своему телу, а потом по стенам своей квартиры. Для чего он это делал, Грэсли не знал, но только после этих действий совершенно пришел в себя, словно до конца осознал – в каком мире он сейчас находится и то, что это его собственное тело. Видимо он слишком далеко отдалился от себя в этом сне, и нужно было какое-то время, чтобы прийти в себя – в прямом смысле. Но эти странные движения он делал на каком-то интуитивном уровне, потому что подобных знаний у него не было, ибо ничего подобного с ним раньше не случалось.
И теперь, ходя взад и вперед по Лаборатории, он пытался переключиться на родную тему мутагенеза, но каким-то образом возвращался туда снова, как будто случайно. Случайно? – спрашивал он себя. Вот и о мутациях говорили, что они не могут иметь какой-то определенной цели или какого- то плана и что всё происходит случайно, а дальше в дело уже вступает естественный отбор, то есть, отбираются наиболее приспособленные к жизни. Как же тебя, Грэсли, отобрали? – задал он себе вопрос, и сам же рассмеялся от этого, потому что Никия часто говорила ему, что он совсем не приспособлен к жизни. Парадокс, однако, я же существую, значит, для чего-то отбор сработал. Или просто ошибся? Сомнения в том, что мутации не могут быть полностью случайными, уже давно существовали в головах ученых, а не только в его голове, ибо процесс этот оказался гораздо сложнее, чем считали раньше. И вообще, его мучил предательский, с научной точки зрения, вопрос: естественный отбор – благо или нет? А возможно такое, что он может быть даже опасным? Это было сродни другому вопросу: если на первый взгляд мутации случайны, то хаотичен ли сам мутагенез? Ведь у живых организмов не существует такого механизма,