абрикосовые ветви – точнее, лепестки и листья, а сами ветки исходили из рамы, резные. Угол комнаты заливал теплый золотистый свет, выхватывая из тени болезненное личико ребенка лет восьми-девяти – некрасивое, с острым подбородком и широким лбом. Мальчик был сложен неплохо, но хрупкость и худоба выдавали его нездоровье еще верней, чем лицо.
Лампу привезли на днях – на севере такие вещи были диковинкой. Энори увидел над дверью продавца птиц подобный фонарь, и захотел точную копию. Но, когда лампа понравилась Тайрену, подарил мальчику.
– У меня будет еще, если нужно, – отвечал он со смехом, глядя на смущение ребенка, который стеснялся брать сделанное для другого.
Свет лампы успокаивал мальчика. Было новолуние… время нечисти и призраков.
И снова трудно дышать…
Он забрался в глубину кровати, сел, прижавшись к стене. Ждал. Дом его отца был весьма обширным, и покои Энори располагались далеко, на другом конце. Мальчик, не покидая комнату, будто видел, как в пустых коридорах горели светильники, раскачивались тени на стенах. Никого… словно вымерли слуги. При новой луне лучше не говорить лишнего, вести себя тихо, и без нужды не покидать кров.
Тонкая рука коснулась маленькой незаточенной сабли, висящей на стене. Мальчик не боялся нечисти, и привык быть один. Ему даже хотелось, чтобы кто-нибудь недобрый появился. Может, доказав свою смелость, он заслужил бы одобрение отца…
Время тянулось и тянулось, порой вдалеке погромыхивали раскаты уходящей грозы, небо озарялось уже неяркими вспышками. Наконец он не услышал – ощутил присутствие кого-то за дверью, в следующий миг она отодвинулась, рука в белом рукаве поднялась, придерживая крашеные деревянные подвески над входом.
– Ты пришел!
– Ты так взволнован… Гроза напугала?
– Нет! Я же не трус! – прозвенело слишком горячо, чтобы быть правдой. – Я ждал тебя… Помнишь? Ведь обещал, что придешь…
– Тише. Думают, что ты спишь.
Гость открыл решетчатое окно – козодой пел в саду, теплый, влажный после грозы воздух ворвался в комнату. Черное небо, и звезд не видно – скрывают тучи.
Юноша дунул на лампу, гася свет.
– Новолуние, – неуверенно пробормотал мальчик. – Должна гореть.
– Боишься? – снова спросил гость.
– Я с тобой ничего не боюсь, – сказал мальчик, прижимаясь к старшему и зарываясь лицом в белый шелк – только он, чуть мерцающий, и был виден в темноте. – Ох… слышишь? Там кто-то ходит за дверью!
– Слуги, проверяют, спишь ли ты. Наверное, ищут меня. Не позовут – побоятся тебя разбудить.
– Тогда будем сидеть тихо-тихо, будто тебя тут нет, – мальчик засмеялся едва различимо. – Вот и ушли, да?
– Да.
Они устроились на краю кровати, и ребенок тут же поднырнул под руку взрослого.
– Знаешь, я запомнил вчерашний сон… мне снилось, что я вырос, и был здоровым и сильным…
– Что бы ты делал тогда?
– Не знаю. Сразу столько много всего… Но мне всего хватает и так.
– А своя лошадь? Ты же любишь лошадей?
– Да,