где стояли Мила и Саймон, на глазах начала покрываться тоненькой корочкой льда, а затем озёрная вода побежала вверх по этому льду и принялась застывать красивыми завитками, устремляющимися всё выше и выше.
– Красиво? – шёпотом спросила Мила, когда закончила своё творение. Перед ней на озере покачивалась льдинка, на которой возвышалось небольшое (сантиметров под сорок) фантазийное деревце.
– Красиво, – подтвердил Саймон, но после с беспокойством посмотрел на Милу.
– Вот ради этого я так стараюсь. Я хочу научиться большему, чем могу взять у своих нынешних преподавателей. Ведь не просто стать магом мне хочется, Саймон, я хочу заткнуть за пояс всех тех ублюдков, что никак не дают мне спокойно жить.
– Эм-м, Мила, – подумав, произнёс Саймон тихо. – А в свои планы по мщению, ты жизнь как таковую впустить не думала?
– А? – не поняла его она.
– Это твоё деревце, – кивнул он на начавшую таять льдинку, – действительно очень красивое. И намерения твои я прекрасно понимаю. Но, веришь ли, я был бы намного счастливее, если бы вместо всего этого мы обошли озеро по берегу и помечтали бы о чём‑нибудь.
– Помечтали? О чём?
– Не знаю, просто помечтали бы, – пожал он плечами, а затем вдруг облокотился на стоящее вблизи него настоящее дерево и, опустив голову, заплакал.
Произошедшее ошеломило Милу. Она никак не могла поверить, что видит Саймона таким беспомощным. Более того, ей было не понять, что такого она сказала или сделала, чтобы подобное вообще произошло.
– Саймон, – осторожно коснулась она его плеча. – Эй, Саймон, ты чего?
– Я не сказал тебе, – всхлипнул он. – Ты так занята всё время, что мне не хотелось говорить.
– Саймон, так говори сейчас, – испуганным голосом потребовала Мила. – Говори, что случилось?
– Уезжая, я сильно поругался с отцом. Прям разругался с ним в пух и в прах, понимаешь? Мы накричали друг на друга. В сердцах я выговорил ему всё то, что было у меня на душе, и всё то, что вообще бы произносить никогда не стоило. А затем хлопнул дверью и уехал, – руки Саймона задрожали. С его глаз ещё сильнее потекли слёзы, когда он сквозь стиснутые зубы процедил: – Неблагодарный я сын.
– Не говори так, – попробовала утешить друга Мила. – Вы уже ранее ссорились и не раз. Помиритесь. Просто уйми немного свою гордость, сделай первый шаг и…
– Он умер, Милка.
– Что?
Миле показалось, что земля зашаталась под её ногами. И молодая женщина никогда не смогла бы объяснить отчего ей вдруг так дурно сделалось, ведь отца Саймона она знала только на словах, и слова эти отнюдь лестными не были. Но… Быть может, она просто приняла слишком близко к сердцу горе друга?
– Он умер, Милка, – горько повторил Саймон. – После моего отъезда у него прихватило сердце так, что целителю пришлось сидеть у его постели сутками без продыху. Но толку от этого вышло мало. Мой отец был слишком стар. Несколько недель показной бодрости и в тот момент, когда всем уже стало казаться, что старик Сильвер внуков переживёт,