ему Уваров. – Считайте это неосознанным грехом! Аффект! Вам что, справку от психиатра принести! Он даже о дочери не подумал! А вы говорите!
Несколько минут Уваров убеждал в извинительности проступка и в особом обстоятельстве совершенного, приводил довод, услышанный от судмедэксперта, что суицид происходит от помутнения рассудка, и в конце концов отец Михаил уступил его настойчивости и пообещал испросить наставления у протоиерея отца Варфоломея, а если в этом постигнет неудача, то получить его, протоиерея, благословление, чтобы обратиться в митрополичью канцелярию за… Отец Михаил и сам не мог толком себе объяснить, за каким таким лядом он обратится в канцелярию, но не поддержать, пусть тщетную, надежду Уварова был не в силах. Он сам себя подбадривал, повторяя, что уныние и маловерие в милосердие Спасителя – тоже грех. В общем, на том они тогда и расстались. А сегодня он должен сообщить неутешительную весть.
Уваров видел, что батюшка закончил исповедовать и торопится к нему. В печальных глазах иерея он прочел ответ на свою просьбу.
– Павел Максимович, – чуть задыхаясь и смущаясь пристального взгляда, заговорил отец Михаил, – нет никакой возможности! Утешительный молебен – это единственное, что возможно сделать.
Уваров молчал, смотрел в добрые, детские глаза и думал, что вот, наверное, счастливый человек. Мир для него понятен и гармоничен. Он точно знает, почему все происходит, что есть всему начало, во всем видится ему Божий промысел, верит, что смерти нет, и точно знает, что высшее благо – царствие небесное. А потому старается всех туда затащить, даже грешников. Было б в его воле – отпустил бы грехи и самоубийце. Наверняка за свои хлопоты перед начальством получил взбучку или, чего доброго, выговор в приказе, а все равно счастлив в своей неуёмной доброте и любви. Чем не завидная судьба, Уваров? Почему ты не на его месте?
– Потому что не люблю людей, – ответил он сам себе, – поп этот пусть поживет с мое и тоже разлюбит. Любить их не за что!
– Как ваша крестница? – вывел его из задумчивости отец Михаил. – Она уже, наверное, совсем большая!
Павел Максимович ничего не ответил, досадливо поморщился, повернулся и пошел к выходу. Отец Михаил проводил его взглядом и огорчился.
– Мятущаяся, неприкаянная душа! – сокрушался отец Михаил. – Носится она над ледяными водами Коцита и страждет о погубленных душах! Что ему в спасении души самоубиенного? Чужой ему человек, а вот душа его, соприкоснувшись с этим горем, видно, мучается. Принял ответственность перед Богом за дочь самоубийцы. Чтобы та, значит, росла в благочестии. Принял из сострадания, из милосердия. Оттого сострадает, что все мы братья и сестры во Христе, и любовь к Христу рождается через любовь к ближнему.
Выведя для себя такое утешительное объяснение странного поведения Уварова, отец Михаил преисполнился светлых чувств и решил, что непременно отслужит молитвенное «утешения сродников живот свой самовольно скончавшегося». Не в его, недостойного иерарха, силах нарушить канон и отпустить