озона терпкий эликсир.
Из плотной полутени в полублики
с восторгом входит отдохнувший мир.
В нём много грязи, но и много света,
в нём горьки травы, но и сладок мёд.
И вспять – нельзя, но именно поэтому
в нём есть потребность двигаться вперёд!
1978 г.
«Ещё один мой день…»
Ещё один мой день
позолотил восток.
Ещё одна ступень,
ещё один виток.
И надобно вставать,
и надобно идти,
и приручать слова…
Но, Господи прости, —
под пересвист стрижей
дай паузы хлебнуть!
На зыбком рубеже
рассвета хоть чуть-чуть,
укрывшись от забот
дремотной пеленой,
дай в лености лесной
побыть самим собой.
Замри на миг, Земля.
Ярило – отдохни!
Постой будить поля,
пусть выспятся они.
Спи, Волга, спи, Ока.
Деревья и кусты,
замрите.
Облака,
как чистые листы
моих грядущих книг,
плывите не спеша:
хотя б на краткий миг
пусть отдохнёт душа.
Пусть, озаряя даль,
замрёт рассвет в тиши.
И, может, мне тогда
достанет сил
на жизнь.
1979 г.
«Дорога устало петляет…»
Дорога устало петляет
и тает
в тумане,
что сонно над полем витает,
а жёлтые скирды,
качаясь в тумане,
всё так же, как в детстве,
волнуют и манят.
Как в детстве.
Как в то бесшабашное лето,
когда под спиной колыхалась планета,
а я на планете
лежал кверху пузом,
и солнце катилось зелёным арбузом.
И если, прищурясь,
смотреть сквозь ресницы,
от солнца тянулись зелёные спицы.
И тихо вязалось на них
кружевное
прозрачное марево летнего зноя.
И было забавно смотреть сквозь прищуры
на то, как плывут,
изменяя фигуры,
пушистые,
точно из пуха иль меха,
стада облаков.
И хотелось уехать,
уплыть,
улететь,
ускакать
и умчаться
туда, где они на рассвете родятся.
И лез я на башню душистого стога.
И жадно
часами
глядел на дорогу.
Вот точно такую —
кривую, в ухабах…
Ах, если б решиться,
шагнуть,
и тогда бы,
возможно, открылись