– это сон, любовь же – сон во сне.
Но мне вчера привиделось к чему-то,
Что я – всё тот, и будто снова – с ней…»
Священный дар, великое искусство —
Нести огонь свечи через года,
Достигнув высоты такого чувства,
Что не забыть ни с кем и никогда.
Фрегаты Оригамии
Журавликом, лебедем,
Лодкой – не важно мне,
Пускаю я плыть к тебе
Письма бумажные.
Слова в них – о чувствах,
Со старыми ятями;
Ещё по-французски,
С шальными объятьями;
Есть клинопись, как бы
С дощечек бамбуковых;
На всех языках,
Экзотичными буквами:
Арабскими, словно орнамент,
Изящными,
Китайскими,
В живопись переходящими…
На Севере, в тропиках,
Снежные лилии
Несут нежность строк моей
Лёгкой флотилии.
Я мачты им делал
Из свитков в три яруса;
Брал облако белое
С неба для паруса;
Стихами и в прозе,
Взяв ноты в союзники,
Я азбукой Морзе
Открыл душу музыки.
Встречай же кораблики
С древними рунами,
Где чайки играют
Звенящими струнами!
Увидишь регату
Ты над берегами, и —
Спаси часть фрегатов
Моей Оригамии.
Все оригинальны,
Не делаю копий я…
Жаль, что в океане
Утонет Утопия.
Поэт и Анна
Анне Дмитриевне Изрядновой, моей бабушке
Про сестру мне бабушка
Рассказала это:
«Собиралась Аннушка
Замуж за поэта,
Молодого, нищего,
Земляка с Рязани,
С синими глазищами,
Что навек связали.
Как быть осторожнее,
Если в одночасье
Лишь в своём Серёженьке
Разглядела счастье?
У сестры душа поёт,
Свадьба близко, вроде,
Только вот отец её,
А мой дядя – против…»
Дядя моей бабушки,
Сам Роман Изряднов,
Брал слова, что камушки,
И кидал их: «Зря, мол…
Нам поэт разрушит лад,
Он ведь – одиночка…»
Аннушка не слушала —
Родила сыночка.
Записав Георгием,
Дома звали Юрой.
Вместе люди гордые
С тонкою натурой.
Стал период тот лихой
Им всего дороже —
Лучших семьдесят стихов
Написал Серёжа.
По издательствам везде
Их носил без толка.
Затерялся он в Москве —
Что в стогу иголка.
«Но пишу я хорошо!
Мне б открыться миру…»
Как-то вечером пришёл
Хмурый на квартиру:
«Не печатают стихов
Ни к какому сроку.
Город