начинает маячить тучный мужской силуэт на костылях. Он тормозит в нескольких метрах от нас и начинает пялиться на луну.
– Кстати, я помню из нашей прошлой встречи, – Платон косится на силуэт, но делает вид, что в нем нет ничего примечательного. – Ты умеешь рисовать, да?
– Умею.
– Научишь? Мне всегда было любопытно попробовать…
– Хорошо, без проблем, – запинаюсь от удивления.
Платон скользит по мне ищущим взглядом и, словно сделав какие-то выводы, грустно улыбается:
– Собака всегда бежит за хозяином… Я же рискую выйти из этой ситуации с хуем во рту. Пусть там будет хотя бы карандаш.
Мою попытку осмыслить услышанное прерывает силуэт на костылях: этот псих подковылял почти в упор и заорал, все так же смотря на лунный шар, про белую женщину. Скажем так, многие знают это стихотворение Есенина. А если нет, краткий экскурс: лирический герой озвучивает потребность в представительнице прекрасного пола, чтобы прижать ее к дереву и склонить к сексу в той форме, которая выдает его потенциальную латентность.
Видимо, полнолуние провоцирует обострение у поклонников переоцененных поэтов Серебряного века. Ведомые каким-то аномальным импульсом, они выходят на улицы и достают ночных гуляк своими дерьмовыми перформансами.
Этот примечательный субъект подхрамывает все ближе и закидывает, насколько я поняла, свою больную ногу на нашу лавочку. Стоит отметить, делает он это, предварительно извинившись. Культура, епта!
– Девушка, можно, пожелаю вам от всего сердца самого главного? – на секунду замялся. – Чтоб у мужчин, глядя на вас, поднималось настроение… – многозначительная пауза и сальная улыбка на старом лице. – На девяносто градусов.
Платон кривится и закрывает лицо руками:
– У вас настроение еще поднимается?
– Конечно! – улыбка психа становится еще шире. – Исправно!
– Поздравляю, а теперь оставьте нас.
Озабоченный дед в очередной раз извиняется, желает хорошего вечера и ковыляет дальше. Интересно, какая предшествующая жизнь привела его к нам в таком экстравагантном амплуа? И куда он теперь? Где его белая женщина?
– Кстати, – Платон возвращается к привычному тону, будто встретить такого дедка на улицах города – плевое дело. – Раз на то пошло, поговорим об искусстве? Что вообще имеет значение в жизни? Только два момента – кайф и смерть. Если последнее – абсолютное ничто, отсутствие всего. Кайф… Я вот очень боюсь лишиться кайфа. Но даже если мне отрубят член, приспособлюсь. Останется эстетическое наслаждение. Кайф от созерцания искусства, который, на мой взгляд, сильнее секса.
Молчу. Но не потому, что нечего ответить. Я выбрала пассивную роль в нашей коммуникации. Я ученица. Я впитываю.
– Ты задумывалась, что искусством занимаются те, кто недоволен жизнью?
– Стремление создать свою субреальность?
– Типа того. Ага. Кстати, приходи в пятницу на показ,