проникнутой солнцем дубравы, было очень грустно. Да к тому же выходило, что мало того, что лес призрачный, но и сам Кирилл может растаять навечно вместе с этой прекрасной иллюзией. Срочно надо было найти возможность вернуться в реальный мир. И постепенно в больной голове Кирилла стала возникать новая теория, а вместе с ней – план выздоровления и возвращения домой.
«Могу ли я самостоятельно как- то стимулировать свой организм для выхода из этого забытья? Нужно найти способ сопротивляться болезни. Необходимо вернуться в реальность, иначе этот красочный сюрреализм утянет меня на своё дно навсегда. И все-таки меня не оставляет мысль, что всё это продукт не только моего подсознания, что-то подобное уже где-то было. И это не банальное дежавю, потому что было не со мной. Но где это было? Чудной двойной лес, хитроумные белки, тёплая тропинка, заяц-беляк – или… белый кролик? Чудеса, да и только… Вот оно! Ключевое слово – «чудеса». Мне снится сказка. И дорожка эта, хоть и не из жёлтого кирпича, наверняка ведёт в Изумрудный Город. Вот что бывает с теми, кто проводит новогодние праздники на пару с телеком…
Если допустить, что всё это коматозный бред, то вероятность выхода из него тем более велика, чем скорее я попытаюсь играть по его правилам и приближу к логической (с точки зрения сна) развязке…Да, так оно и есть. В моём подсознании смешались все эти новогодние фильмы в стиле fantasy, компьютерные игры, воспоминания детства – всё болезненно перепуталось и уносит от жизни. Если я сам подыграю своему подсознанию и приведу события (а сказочные события, я уверен, вот– вот начнутся) к некому апогею, кульминации, то это может вызвать у меня эмоциональный всплеск, который и выведет из летаргии. Радует только одно: мои иллюзии, судя по всему, носят невинный, «доброкачественный» характер. Монстров пока не наблюдается. Возможно, я не безнадёжен…»
А дубрава между тем купалась в свете солнца. Горделивые деревья надменно кивали благородными кронами и шевелили раскидистыми ветвями, приветствуя ласковый ветерок, несущий сладостно-медовые запахи. Резвились, гоняясь друг за другом, быстрые стрекозы с прозрачными крыльями из искрящейся органзы. Бабочки всех расцветок порхали с цветка на цветок. Грибы с интересом выглядывали на свет божий из-под своих ярких глянцевых шляпок. Птичьи голоса соло и хором распевали арии из неведомых опер под аккомпанемент скрипичного оркестра кузнечиков и сверчков. Всё вокруг, будто не желая быть призраком, в полной мере реально излучало свет и тепло, веселилось, играло, пело, журчало, благоухало, бушевало жизнью. Лес настойчиво взывал к Кириллу: «Всмотрись в меня – я не мираж!». Но Кирилл цепко ухватился за свою «теорию летаргии» как за спасительную соломинку – ведь теперь у него появилась невероятная надежда проснуться.
Необихевиористические размышления биолога-недоучки прервали звуки, которые явно гармонировали с пением птиц и воцарившейся в дубраве солнечной идиллией, но всё же имели иное, искусственное происхождение. Это была свирель: кто-то приближался,