словить мой прячущийся взгляд.
– Ничего это не значит! – не робко, а тоже рубя томагавком ее якобы выигрышную позицию в суждении нашего устоя. Может ли быть разве хоть какая-то победа в суждениях – здесь нет борца, и нет нокаутированного, ибо нет правды, а значит и правил тоже нет. В суждении увы, участвует лишь одна сторона, и участь ее всегда будет печальна.
– Вы можете… – слабые бронхи выпускают несдержанный кашель, который словно незваный гость тарабанит входную дверь в надежде войти. – Вы можете объяснить свои ощущения на тот момент, и неважно считали вы их правильными или нет, просто что вы тогда испытывали?
– Доверие. – её бровь поднялась якобы в знак вопроса. – Да, доверие!
– Как и положено ребенку, вы полностью считывали все устои через свою мать, изначально. Так как она была с первых дней вашим проводником, и соответственно ее действия какими бы они не были – считались и воспринимались вами как норма. Норма жизни, морали, утверждения себя в социуме.
Делает паузу.
– Это вопрос? – я испытываю ее, как и тех остальных, а она у меня третья, хотя правильнее сказать – третий. Ведь психолог, слово мужского рода и очень даже хорошо, согласитесь, что такие несуществующие слова как – психологиня или ещё хлеще психологша звучат крайне омерзительно. Так что вы теперь в курсе, что она третий психолог. Каждый из них должен был выполнить блестящую работу, полностью настроить меня против моей мамы и дать возможность слить весь мой порыв в слезливые и обвинительные речи, дабы после на каком-нибудь по возможности повторном слушании втюхать это досье в папку прокурора и опять отправить маму отсиживаться в сером угрюмом месте, под названием тюрьма.
– Это утверждение! – пытается просверлить меня взглядом, который прячется под густыми рядами наращенных ресниц. Эта нелюбовь и даже презрительная надменность к переделанным дамам полностью досталась мне от мамы. С молоком она прививала мне гордость за наш генофонд не нуждающийся в сверх переменах и реконструкции, мы из тех которым достаточно здоровых, ухоженных волос, немного блеска для губ и туши. Те две счастливицы, не обременённые на многочисленные записи к мастерам перманентного макияжа и наращиванию волос. Не то чтобы мы не любили баловать себя и тратиться на бьюти индустрию, вовсе нет. Ведь мы любили ходить на массаж, обёртывание, и прочие релаксирующие процедуры, нам нравилось очищать тело и дух. Но что касаемо откровенно броских переделок внешности, то для нас это был мир карикатуры и безвкусия. «Изумруд, но из битой бутылки, поверь мне Лера – настоящий драгоценный камень, всегда отличишь от осколка» – мама так же повторяла: «Нам не нужны безумные траты на внешность, ведь за нас щедро заплатили в небесной канцелярии!».
Она знала, о чем говорила, ведь работала администратором в косметологической клинике и мимо нее каждый день проплывали яхты с напрочь перекроенными палубами.
– Хорошо, а если была бы возможность вернуться назад, в тот самый момент, вы бы изменили ход событий? То