мне хочется поехать, все внутри меня ликует и словно бы проснулась та девочка-мечтательница и она уже мысленно давно пакует чемоданы и пьет турецкий кофе на одной из улочек Стамбула. Но моя взрослая мамская часть никак не могла решиться.
Глава 8
Моя мама всегда была для меня доброй феей. Не помню, чтобы она сильно ругалась на нас или что-то такое. Иногда одного ее взгляда было достаточно, чтобы понять, что мы сотворили глупость.
Однажды в больнице, где она работала, женщина оставила ребенка, потому что ей нечем было его кормить. И мама тут же подсуетилась, собрала документы и взяла его под опеку. Так у меня появился брат на два года младше меня. Папа тогда очень сильно злился, что, мол, другие приносят в дом котенка, а мама чужого ребенка. Но формально ее решение поддержал.
Когда они развелись, были какие-то суды, но нас с братом все же оставили маме. Мне было года 4, я плохо понимала, что происходит. Меня все время спрашивали незнакомые люди, с кем я хочу остаться, а я не могла понять, как вообще можно выбрать? Хотя, конечно, я говорила, что хочу быть с мамой. Но и папу очень любила. С тех пор развод для меня – это что-то за гранью. Когда появляются мысли о том, чтобы разойтись с Данилом, я очень сильно мучаюсь, потому что не хочу причинить боль моим детям.
Мама осталась одна с двумя маленькими детьми, папа первое время появлялся, вроде как-то участвовал, потом завел вторую семью. Не представляю, как она вытащила все это: голодные 90-е, зарплаты задерживали, мы у нее на шее двое. У брата был довольно взрывной характер, он то и дело ввязывался в какие-то драки, маме приходилось его постоянно отовсюду спасать. Но тем не менее, вырастила сама, подняла на ноги, потом мы в Питер оба поступили учиться – переехали из маленького города. А потом брат погиб…
На маму тогда страшно было смотреть – я боялась, что она уйдет вслед за сыном. Поэтому перевезла ее поближе. Она, конечно, сопротивлялась поначалу, говорила, что ненавидит этот город, потому что он забрал ее сына, но все же оставаться одной в старой квартире было невыносимо.
Теперь я была счастлива, что мама рядом. Когда я вышла замуж и родила девочек, она словно бы заново ожила, очень нам помогала всегда, души не чаяла во внучках. Они ее тоже обожали. И если Данил считал, что дети из меня веревки вьют, то из моей мамы они свили уже целое гнездо.
Когда мама вернулась с детьми с прогулки, я уже была сама не своя от переживаний.
Мы покормили девочек, и те снова уснули в семь вечера.
– Они у тебя так рано ложатся спать? – удивилась мама, когда я вышла из детской.
– Второй день подряд не можем их уложить днем, – пожала я плечами. – Вот и вырубаются.
– Ну тогда пойдем хоть чай попьем, – мама приобняла меня. – А то на тебе лица нет.
Я хмыкнула. От мамы ничего не скроешь. У нас связь с ней была телепатическая. Я еще только подумала, а мама уже знала, что я сделаю. Однажды я заболела на острове Бали лихорадкой денге и всю ночь промучилась от температуры 40. На утро мама позвонила мне, потому что ей всю