Любавушка, зачем вообще ты их выводишь из себя? И повара вон лупанула по голове сильно, теперь в кладовке колбасой связанный без сознания лежит. Ну, как так можно, молодой девице? – запричитала баба Варя через какое-то время.
– А кто его колбасой связал? Не вы ли, бабушки? Так и чего жалеть их, захватчиков этих? Вы хоть знаете, как люди там за линией фронта голодают, а вот эти изверги чего вздумали – еду выбрасывать! Так ему и надо! Когда проснется, я ему еще добавлю! Им всем добавлю! – пообещала, кромсая картошку. Внезапно живот так скрутило, что план мести сам в голове созрел.
– И как ты это сделаешь, девочка? Их вон много-то как, а ты одна. Смотри, чтобы боком тебе не вышло твое злодеяние.
– Так я не одна, мы же вместе, баб Варь! Убивать их не будем, но травить-то можем? – улыбнулась, приобняв бабку. У меня бабушек и дедушек отродясь не было, умерли от чумы за много лет до моего рождения. Странные ощущения, чувствую себя их общей непутевой внучкой.
– Травить? О, Спаситель! – запричитала баба Оля.
– Ну и как травить-то будем, дорогуша? Да еще так, чтобы ничего нам за это не было? – заинтересовалась баба Варя.
– Вот ту травку видите? Так она ядовита очень, им животы так скрутит – на всю жизнь нашу готовку запомнят! – одна из бабушек как раз протянула руку, чтобы сорвать фиолетовый листочек. – Так, а вот пробовать самим ее не надо! Я ее уже на себе проверила, два часа в сортире провела!
Чуть не повторила мою роковую ошибку: захотела попробовать эту дрянь!
– Ну и что нам с этой травой делать? В салат добавлять? – спросила баба Люба.
Чего мы только с этой травой не делали, мне даже пришлось прошмыгнуть в другие комнаты, чтобы этот сорняк пощипать. Получалось что у нас и салат, и мясо запечённое, и суп, и даже десерт – пирог с яблоками – абсолютно все было с этой дрянью. Мы сначала думали еще и компот из этой гадости сделать, но она окрасила его в фиолетовый цвет. Пошла я в кладовую за сухофруктами на замену и тут же заметила, что наш повар начал просыпаться. Мне не осталось ничего другого, как свалить на него мешок муки. Что я с этим дядькой буду делать дальше, не знаю, но что-нибудь придумаю.
Еду у нас из кухни забирали целой делегацией, несколько солдат и сам мужик с лицом бабы, в смысле Марат какой-то там. Мы с бабушками в одной части кухни сгруппировались, еда в чанах в другой, вместе с солдатиками. Теперь при свете свечей их лица казались не то что серыми, а какими-то черными.
– Все готово? – спросил Маратик, с прищуром заглядывая в чаны.
– Все готово, милок, стынет уже! Несите аккуратней! – это баба Люба вмешалась, она и говорила, что кому и в каких количествах готовить, не понятно как разобравшись в писульках этого повара из кладовой. Странное вообще дело, она, что ли, понимает их язык, а то набор палочек и точек из его книги никто больше не понял.
– Где еда главнокомандующему? – спросил он, оглядывая нас и останавливаясь взглядом на мне.
– Вот она! – показала бабушка на два больших серебряных подноса с тарелками, накрытыми крышками.
Маратик крышки снял и придирчиво осмотрел еду. На что там смотреть-то?