Или же, наоборот, только начинается.
Я привожу себя в порядок, и он тоже. Застёгивает брюки и поднимает пальто, выглядя при этом так, будто не знает, куда ему теперь деваться. Мои руки прижимают к себе халат подобно щиту. Только мне не от кого защищаться. Всё это глупо и лишено всякой логики.
– Можешь повесить его в шкаф. А ботинки оставить на коврике. Или убрать вместе с одеждой. Мне без разницы.
– Ты хочешь, чтобы я…?
– Да.
Для того, кто читает меня, словно раскрытую на нужной странице книгу, Олдридж выглядит слишком непривычно, зажато и скованно. Не зная, когда и с чего это успело вдруг в нём возникнуть, но испытывая мощнейшее отторжение к таким его эмоциям, я фактически тороплюсь, когда произношу это короткое слово. Слово, которого должно быть достаточно. Я думала о нём именно так. И не ожидала увидеть только ещё больше возросшую неуверенность. И уж тем более услышать новый вопрос. От того, кто вроде как старается их избегать.
– Ты, и правда, имеешь это в виду?
– Да.
Я, и правда, хочу, чтобы он остался. Насколько сможет. Или насколько захочет. Прямо сейчас мне ничего не нужно больше, чем это. Вряд ли ему удастся задержаться сильно надолго, но даже один день будет стоить того. Потому что внутри меня не просто прихоть избалованного подростка, которой может быть достаточно однократного удовлетворения, чтобы потерять интерес и возжелать чего-то другого. Ближе к реальности то, что с недавних пор мне крайне трудно отделить себя от Олдриджа. Представить свою жизнь без его в ней присутствия. Я и не хочу этого делать. Не хочу, чтобы он занимал место исключительно в моих мыслях. Это всё ничтожно. А мне нужно нечто большее. Его физическая близость, как человека. Возможность видеть его, а не довольствоваться лишь голосом в телефонной трубке, пытаясь убедить себя, что с этим можно жить. И, конечно, прикосновения. И едва уловимые, и очевидные, которые ни с чем не спутать. Контакт кожа к коже, когда ты перестаёшь понимать, где заканчиваешься сама, и начинается уже мужчина. Мужчина, считающий тебя своей, но способный стать твоим. Однажды и, возможно, навсегда.
– Мэл.
– Если хочешь воспользоваться ванной, я принесу полотенце.
– Я только умоюсь.
– Хорошо.
Он лишь кивает мне, не возвращаясь к тому, на чём я скоропалительно его прервала. Отлучившись в комнату, я достаю из шкафа чуть ли не первое, что попадается под руку. Когда я снова оказываюсь в коридоре около двери в ванную комнату, Олдридж предстаёт передо мной уже разувшимся и с закатанными рукавами рубашки. Зрелище напоминает мне о том, какие у него мускулистые руки, и, кажется, заставляет меня хотеть его снова. И с удвоенной силой. Принимая сложенную мягкую ткань из моей ладони, он остаётся на расстоянии и не делает ничего, чтобы дотронуться даже чисто случайно. Но я уже опять словно не в себе и мысленно почти презираю это. И понимаю, что боюсь, что он может посчитать меня падшей женщиной. Или же это просто страх перед возможной новой болью.