кнопку вызова. Он спускается со второго этажа в течение словно вечности, а на четвёртый в соответствии с тем, какая цифра загорелась на табло после того, как мужчина слева от меня прикоснулся к нему, и вовсе поднимается ещё дольше. Всё это вместе предоставляет мне возможность передумать. Но я не хочу. Я хочу почувствовать хоть что-то другое. Кроме боли, опустошённости, страдания и жалости к самой себе.
В свете двух прикроватных ламп я вижу закрытую дверь в ванную, мягкий малиновый ковёр, два больших окна, закруглённых в верхней части, шкаф, два мягких кресла с небольшим столиком между ними, и две стены полностью из кирпича. К одной из них и приставлена широкая кровать. Мою спину буквально прожигает пристальный взгляд. К нему присоединяются руки, бережные и внимательные. Опускаясь мне на плечи, они медленно стягивают пуховик с моего тела, словно боятся спугнуть, и я думаю, начинаю чувствовать, что такое вполне может произойти. Что мне, возможно, нужно совсем не это. Не нежность. Что угодно, но только не она.
– Хочешь, ничего не будет? Я остановлюсь, и мы просто поговорим. Или я могу отвезти тебя домой.
– Нет. Просто не надо поцелуев. И я сама лягу на кровать.
– Ладно, – он ничего не возражает, хотя, наверное, бы мог. Настолько ответ звучит уж слишком нейтрально даже для него. Но, когда я выключаю один из торшеров, Олдридж становится вроде как подавленным и несчастным. – Ты хочешь в темноте?
– Да.
Кивнув, но без того, что я могла бы посчитать истинным согласием, и устроив нашу верхнюю одежду на вешалках в шкафу, мужчина подходит ко второй тумбочке. Неожиданно громкий для меня щелчок погружает всё во тьму. Кровать не скрипит, но матрац прогибается, едва сильное тело различимым даже во мраке силуэтом присоединяется ко мне, оказывается столь близко, что почти накрывает меня собой, когда я опускаюсь на подушки с кучей мыслей в голове. Наверное, мне следовало сказать что-то большее, чем просто запретить меня целовать. Обговорить всё. Как я хочу, а что совершенно неприемлемо. Узнать и то, что, может быть, недопустимо для него. Обозначить границы прежде, чем… А если ещё не поздно это сделать? Но я уже не смогу заикнуться об этом. Не сейчас.
– Мэл. Мы не обязаны…
Это ни в коей степени не звучит убедительно. Он тяжело дышит, будто мы уже что-то сделали. Да и я не наивная девчонка. Желание касается моего бедра. Желание, которое ни с чем не спутать.
– Просто разденьте меня.
– Как мне сделать всё лучше?
– Так… так, как вы начали.
Я бы сказала, что хочу грубо и жёстко, но не думаю, что доверяю ему. Вдруг он сделает больно? Обидит меня?
– Расслабься.
Он шепчет с тем, что звучит, как мольба, проникновенная и неистовая. Я слышу шумный вдох, то, как Олдридж утыкается лицом куда-то в мои волосы. Мне хочется… какой-то части меня хочется чувствовать злость, что он такой… не такой, что, наверное, не стал бы резким даже в случае моей просьбы, но с моим телом… В нём что-то меняется. С ним происходит то, что я не могу описать. А мы оба всё ещё в одежде. Я никогда не ощущала