по нему, когда он окончательно исчезнет. Так же, как некоторая часть меня начала тосковать по Олдриджу в первый же вечер. По нему надо мной, рядом и во мне. По его словам, взглядам, движениям, действиям и близости. Вот, наверное, кто смягчил мою злость. Даже не осознавая этого, ослабил её до такой степени, что я стала вольно и расслабленно подходить к исполнению своих прямых обязанностей, но меня это даже не беспокоит. В отличие от того, что он просто уехал. Я привнесла слишком много эмоций в обычный секс. Наделила мужчину теми качествами, которыми он, возможно, и не обладает. Стала ожидать непонятно чего, когда мы ничем друг другу не обязаны, а он мне и тем более. Но чем больше я пытаюсь заставить себя остановиться, запретить себе вспоминать, тем в моей голове всё становится только хуже. Сильнее. Чётче. Пронзительнее. Острее. Как будто всё закончилось только что, а не две недели назад. Как будто я всё ещё ощущаю его. Губы, руки, вес тела, желание, силу и страсть. То, как он растворяется во мне. Лишается контроля в моих объятиях. Забывается в экстазе.
Думая об этом, я часто теряюсь в пространстве, утрачиваю осознание, где нахожусь и просто что собиралась поесть, перестаю ощущать аппетит или не понимаю, что конкретно читаю, в результате пробегая глазами одни и те же строки по несколько раз, но всё равно не приближаясь к разгадке смысла в том или ином отрывке. Иногда я касаюсь себя, но чувствую лишь разочарование. Хотя я никогда и не дотрагивалась до своего тела слишком часто, сейчас оно и вовсе словно насмехается надо мной, говоря мне, что я полная дура. Что наедине с собой у меня больше никогда и ничего не выйдет. Что всё это просто напрасная трата времени и усилий.
Сэндвич, что я ем, сидя за кухонным столом и бесцельно глядя в окно, не разбирая пейзажа за ним, оказывается безвкусным и каким-то не таким. Хотя я и знаю, что дело вовсе не в том, что с его приготовлением что-то не сложилось. Он точно с тем же вкусом, что привёз мне тогда Олдридж. Во всём городе было, есть и будет лишь одно заведение, где можно его купить, так что мне всё очевидно. Проблема от начала и до конца заключается во мне. В отсутствии у меня аппетита, как такового.
Я споласкиваю тарелку под струёй тёплой воды, когда на подоконнике начинает звонить лежащий там телефон, и наскоро вытираю руки о мягкое полотенце, прежде чем ответить.
– Алло.
– Мне необходимо с тобой посоветоваться, – будто голоса не было достаточно для распознания, я отнимаю сотовый от уха и смотрю на дисплей, где вижу написанную белым шрифтом поверх серого фона фамилию из семи букв. Без всякого имени. Просто Олдридж. – Ты слышишь?
– Д-да. Я слушаю.
Я пытаюсь не чувствовать этого и мысленно отрешиться от ощущения. Но сердце ускоряется так, что его биение начинает бешено пульсировать и в шее, и в груди. Я сажусь на стул, потому что не уверена в своих силах и в том, что смогу устоять. Ноги кажутся мгновенно ослабевшими и подгибающимися.
– Ты всех тут знаешь, а значит, точно сможешь мне помочь и кое-что разъяснить.
Он говорит со мной так, будто не видит, что