махонький, в зале полумрак, столик на троих несколько маловат по нашим меркам, белоснежная скатерть, настольная лампа. Из звуков – только томная музыка и шепчущая в трансе певица. Никакой разлюли малины, как в родных кабаках, где можно оглохнуть и повеселиться, глядя на разгул крутых, если, конечно, тебе случайно не набьют морду.
Влад на манер английского лорда картинно отправлял в рот маленькие кусочки. Зато Володька заглатывал еду с быстротой жонглера: на вилку – в рот, запил вином, на вилку – в рот, запил… Влад ехидно заметил:
– У тебя, наш Боттичелли, акулий аппетит.
Есть у него мерзкая манера: оскорблять не оскорбляя. Поначалу просто выводил из себя, но Володька виду не подавал, а потом придумал манеру общения: рубил правду-матку, прикидываясь простачком.
– Ага, – согласился Володька с тем наивным выражением, которое здорово обманывало Влада. – Кстати, бывал я в Лувре, бывал… Кроме импрессионистов, смотреть не на что. Ну, Джоконда, пожалуй, куда ни шло…
– Что ж, когда тебя туда повесят, будет на что взглянуть, – успокоил Влад с надменной усмешкой.
– Естественно, – ответил с вызовом Володька.
Влад принялся переводить вполголоса их диалог, поглядывая на юного художника, дескать, милая Полин, видали ли вы что-нибудь подобное? Ну, прямо отец родной повествует о шалости сынишки. Она рассмеялась.
– Вот это не надо, – указал пальцем на Полин подвыпивший, а потому без тормозов, Володька. – Не надо снисходительно смеяться. Мне обязательно дожидаться вашей похвалы? А кто вы такие? Судите на основе чужих впечатлений или с позиции: нравится – не нравится. Мне что, надо стать покойником, чтобы богатые козлы дрались из-за моих работ, которых пока ничтожно мало? Нет уж, спасибо. Я хочу при жизни получить причитающееся. На том свете мне ваше признание будет до одного места.
– Ты, пожалуйста, руками не маши, – сдержанно сказал Влад. – А во-вторых, сбавь громкость, на нас смотрят.
– Да чихать я хотел… – но громкость убавил.
– А у вас есть авторитеты в живописи? – спросила Полин при помощи Влада.
– Не авторитеты, – уточнил Володька. – Если ты хочешь создать свой стиль, манеру, способ выражения, авторитеты пошли подальше. Они только с толку сбивают, загоняют в тиски, придуманные ими же правила, то есть догмы, а догма душит насмерть. Создай свои правила. Есть анатомия – изучи ее, чтобы писать человека. Есть ботаника – разберись и в ней. Есть земля – пойми ее. Все! Остальное дело – в твоем таланте и работоспособности.
– Но кто-нибудь из художников вам близок?
– Конечно! Врубель, Репин…
– «Бурлаки на Волге» или «Не ждали»? – спросил Влад с иронией.
– А что ты имеешь против бурлаков?
– Ничего. Просто не люблю революционной тематики, то бишь пропаганды.
– Там нет революционной тематики. Там есть люди. Но лично меня завораживают не названные тобой работы, а «Иван Грозный». Там сила, страсть, жизнь. А «тематику» определили критики, паразиты на теле творчества. Ведь