Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 4
школы» стоял Швиммер, директор школы Немецкой слободы. Артиллерийская школа была поручена барону Гитнеру, медицинский факультет – доктору Бидлоо, Морская академия – барону С. Илеру – «Сенталеру», как его называл граф Апраксин; в инженерной школе «надзирателем» был подполковник фон-Строус, в «гимназии» Глюка все восемь преподавателей были или немцы или французы; в математическо-навигацкой школе было четыре учителя, из них три англичанина и только один русский.
Нельзя сказать, что этот педагогический персонал был подобран удачно. В петровское время, как и раньше наряду с действительными «мастерами» своего дела, приезжали авантюристы и самозванцы. Так, назначенный главным начальником Морской академии гр. Матвеев «обнаружил, что директор академии С. Илер попал не на свое место»: «Деньги, которыя ему отпущены в большом числе, все равно, что в окна выкинуты… Регламенты, им поданные, не были его практики, а переписаны с печатных правил французской морской академии, а он выдал их за новость… Срамно всем слышать, – негодует далее Матвеев, – что С. Илер напрасно похитил назвище генеральнаго директора, который должен отличаться совершенным знанием своего дела и иметь безстрастный надзор над всеми профессорами, не только что над навигаторами и кадетами. Но он, С. Илер, во время годоваго пребывания своего в академии, ни одного кадета в дальнейшую науку не произвел, и успехов в самой меньшей науке свидетельствовать не может, не только не превосходит профессоров, но и навигаторской науки не знает…»60 Не на высоте своего положения оказались и некоторые «профессора» московской навигационной школы. Был «отставлен от школы» и приемник Глюка, по директорству в «гимназии», Иван Вернер Паус. Неудивительно поэтому, что иноземным педагогам не доверяли и следили за ними негласно и открыто, что, в свою очередь, вызывало у них раздражение. Некоторых «профессоров» приходилось укрощать приемами русской педагогики. Так, «пресветлейший князь Меньщиков», едва умевший нацарапать свою подпись, вмешался в академические распри Морской академии и разрешил ученый спор о знаниях С. Илера очень просто: он «грозил меня [Илера] палками побить, чтобы, по его словам, выучить Французский народ, как жить. Таких подчиваний не чинят шляхетству в нашей Европе»61, – писал по этому поводу С. Илер, на которого, в свою очередь, подал самому царю челобитную навигатор Угримов, жалуясь на то, что С. Илер бил его, навигатора «шляхетского звания», по щекам и палкой при всей школе.
Но неверно было бы судить первых русских профессоров только по отрицательным случаям из академической жизни времени Петра. В числе иноземных преподавателей были лица, которым русская наука и дело петровской реформы обязаны многим. Таким был, прежде всего, Андрей Фарварсон – бывший профессор Эбердинского университета. Даже Курбатов, не особенно расположенный к иноземным профессорам, признавал