этого. Ну зачем?! Разве не легче спрятать все внутри себя?!
– Можешь девочка, – не переставал шептать, при этом прижимая крепче к себе.
– Не могу, – мотала нервно головой.
Её состояние практически переходило в истерическое. Но его руки, что нежно ласкали, губы что обжигали, волшебным образом успокаивали. Дарили эйфорию, которая смывала горе. Тонкими слоями смывала. Как легкие волны, забирающие пляжный песок по крупинке. Он был резким и жестким, и брал ее так же. Не жалел, не приняла бы. Не это ей сейчас нужно. Заставлял кричать не только от возбуждения. Он выбивал из нее эмоции, которые решила затолкать поглубже. Решила умирать в одиночку?! Решила быть одна?! Горем захлебнуться и не поделиться?! Не позволит. Сам это прошел. Не позволит.
– Кричи моя девочка, – шептал в перерывах от ласк, – кричи маленькая.
Овладевал с животной страстью, дикостью, огромным желанием, при этом непередаваемой нежностью и казалось любовью. Столько эмоций, которые в момент переполняли и взрывали выдержку Киры, которая и так висела на волоске. Ее слезы, боль, нежелание жить он забирал себе, оставляя только ощущение защиты. Ощущение нужности. Ощущение важности. Ощущения себя живой.
– Ты моя Кира? – спросил хрипло, пытаясь отдышаться.
– Твоя, – ответила тихо, – пока не отпустишь.
– Уже не отпущу, – прозвучало сипло и практически беззвучно. Но эта фраза, нашла свое место в подсознании девушки. Зацепилась. Осела. Чтобы всплыть в нужное время. Не сейчас. Сейчас это не имеет значения.
Рост помог ей одеться и развернул лицом к мишеням.
– Ни одного промаха, – констатировал серьезно, – делаешь успехи.
Кира громко рассмеялась. Она даже не помнит куда целилась. Она просто стреляла. Просто делала то, что хотелось. Спускала агрессию и злость на того неизвестного, что превратил ее жизнь в ад.
– Когда кремация?
– Сегодня.
– Прах можно забрать?
– Конечно.
Странный разговор после необычного секса? А что взять со странных людей? Он всегда шел против правил. Его никогда и никто не понимал. Даже Глеб. Он просто принял Роста таким какой есть. Привык и смирился. Говорят, сторона должна быть одна. Или черная, или белая. Глеб выбирал золотую середину, хотя на самом деле был на стороне закона всеми фибрами души. Рост был палачом. Он всегда сам решал, каким образом наказать виновника. Это мог быть закон, мог быть и нет. А могла и всплыть темная сторона. Которая наслаждается возмездием. Тогда просто черной стороной, это назвать становится невозможно. Бес. Он и в аду бес.
Хотел бы все закончить? Жить обычной жизнью? Раньше не хотел. А сейчас? А сейчас еще не решил чего желает больше. Её или тьмы в которой привык находиться.
– Когда?
– Через час начнут, – ответил посмотрев на часы, – хочешь проводить?
– Нет, я вчера попрощалась, – отчеканила резко. Не выдержит. Не сможет. Бледное лицо Глеба до сих пор перед глазами. Не страшно. Хреново.
– Тогда заберем позже.
– Куда сейчас?
– Строить