Иван Иванович решительно ткнул вилкой в жесткое мясо, но тут же вновь позабыл о еде, и лицо его приняло задумчиво-вдохновенное выражение. – По мне, так коня вообще не нужно, а поставить бы государя во весь рост и дать ему в руки жезл полководца. И чтобы один глаз на Адмиралтейство смотрел, другой на двенадцать коллегий.
– Будто косой, – нерешительно возразил Петр, – хорошо ли будет?
– Это был бы символ, и любой потомок наш, посмотрев на монумент, узрел бы в нем всю историю молодой России, – пояснил Бецкой и неожиданно поинтересовался: – Или у вас свое видение монумента, мой юный спорщик? Что вы думаете?
Отчаянно покраснев и чувствуя, что все на него смотрят, Петр проглотил вставший в горле ком.
– Я думаю, ваше высокопревосходительство, историю потомкам лучше познавать из книг и рукописей, а монумент не для того нужен.
– А для чего же?
– Для того, – Петр собрался с силами и звонко проговорил, – чтобы запечатлеть прелесть мгновения.
Окружающие смотрели на него с удивлением, Бецкой нахмурился и вновь обратил взгляд к своей тарелке.
– Да уж и все равно, – устало заметил он, как-то сразу потеряв интерес к спору, – модель готова, теперь ее переводят в гипс. И Гром-камень для монумента вскоре подвезут.
Обед продолжался в молчании. Иван Иванович равнодушно насаживал на вилку кусочки селезня, политого соусом, и думал:
«Странный юноша, взволновал он меня, и зря Панин над ним потешается. Надо же – прелесть мгновения, ласки матери!»
И неожиданно личному секретарю императрицы российской стало грустно оттого, что он никогда не знал своей матери. Его любил отец, ласкали сводные сестры, навещавшие втайне от своей матери-княгини, в семье Новосильцевых относились, как к родному. Женщины обожали, хотя жениться так и не пришлось. Дочь… За такую дочь можно отдать все на свете, да и вторая дочь, Анастасия, тоже хорошая девочка. И неужели же теперь ему в свои шестьдесят пять лет страдать из-за того, что в детстве он не изведал материнской ласки? Смешно!
Иван Иванович улыбнулся, и все вокруг тоже облегченно заулыбались, а Варенька вновь пихнула Леночку ногой под столом. Та не обратила на сестру никакого внимания – влюбленным взглядом смотрела она на князя, который нынче так серьезно и степенно вел серьезный разговор с его высокопревосходительством господином Бецким.
После обеда сестренки Захари, чинно сделав реверансы, удалились. Князь попрощался с Бецким и хозяином дома, Филипп Васильевич просил его бывать у них чаще, а Захари отправился проводить приятеля.
– Так и не поехали к Руфло, – с сожалением говорил он, – ты не сердишься на меня?
– Отчего ж? – возразил Петр, все еще находившийся под впечатлением разговора со знаменитым Бецким. – Было приятно познакомиться с твоей семьей и с господином Бецким. Меня лишь беспокоит, не был ли я чересчур дерзок, споря с ним.
Захари недовольно дернул плечом.
– Старик Бецкой меня