золотой эпохи королевства.
Дэнрик, минуя еще пару домов, вышел на финишную прямую – вдалеке замаячила подкосившееся деревянная вывеска – «Четыре дороги». Всю дорогу Дэнрик то и дело думал о состоянии таверны и рисовал в голове разные картины – одна красочней другой. Но все оказалось не так страшно, во всяком случае снаружи – лишь выбитая дверь и пара разбитых окон. Подобные изменения экстерьера бывали и раньше – ведь драки в таверне не редкость, а скорее обычное дело.
С надеждой, Дэнрик вбежал внутрь и в мгновенье улыбка сползла с его лица. А вот про интерьер он то и не подумал – внутри погром оказался намного серьезней. Столы и стулья, которые прошлой ночью использовались в качестве щитов и оружий, были разброшены по всей зале в виде щепок, им оставался лишь один путь – в печь. Стены обуглены, вся посуда вдребезги разбита, а гобелены порваны на мелкие лоскуты. Однако весь этот кавардак уходит на второй план, поскольку самым первым в глаза бросалась кровь. Багровые пятна были повсюду – на полу, на стенах, и даже на потолке. Дядя Мазим сидел на единственном выжившем стуле и закрыв лицо руками, навзрыд повторял, – «Все пропало». Он поднял голову лишь когда Дэнрик приблизился к нему. Племянник впервые видел дядю таким расстроенным, содержание таверны было смыслом его жизни, передающиеся через поколения. Смахнув рукавом слезы, Мазим вскочил со стула и крепко обнял племянника.
– Ох, Дэнрик! Ты в порядке! Хоть одна хорошая новость.
Дэнрик чувствовал себя крайне неловко в искренних объятиях дяди. Все годы, что он жил под присмотром родственника, дядя всегда был с ним строг, но справедлив. Если мальчишка хорошо работал, тот давал ему передохнуть, а в редких случаях даже позволял полакомиться недоеденными угощениями, если же халтурил – то заставлял пахать тройную норму. Дэнрик уважал своего дядю, и где-то в глубине души даже любил его, но за столько лет он не видел с его стороны ни одного проявления теплых чувств. К тому же дядя Мазим – очень скупой человек. Казалось, что за золотую монету он был готов станцевать перед посетителями в одном лишь исподние. Благо таких случаев еще не происходило. В конце каждого дня дядя Мазим по три раза пересчитывал кассу, и да спасет его Лиенна, если Дэнрик что-то неправильно подсчитал и неверно взял плату у клиента, или самое ужасное – оставил при себе пару медяков.
– Все хорошо, дядя. – успокоил его Дэнрик. – Расскажи, что произошло, после того как я… ну… упал.
– О, это было ужасно. Они все разрушили, ничего не оставили! – эмоционально размахивая руками вскрикивал дядя Мазим, – Чертовы риконцы, зачем они вообще сюда пришли!? Да и наши тоже хороши! Нахватали мои табуретки да кружки что мечи! А спросить то, с кого? С кого спрашивать? А не с кого! Ящеры убежали! Хроновы отродья! А пьянчуги? Кто погиб, кто при смерти лежит. Так я сейчас пойду к ним монеты спрашивать, народ сразу меня извергом проклянет! Как же так можно – человек одной ногой на том свете, а я с него за посуду требовать пришел! А мне что? К Мэнкору теперь идти что ли!? Пора бы уже табличку вешать у входа – «Входить только