уедете, здесь останется мой портрет, а мне хотелось бы, чтобы остался ваш.
– Любой портрет – это и портрет художника, – ответила Рейн. – Создавая ваше изображение, я отражаю в нем себя.
– Спиритические бредни! Я хочу видеть вас во плоти, а не призраком.
– Художники воплощают себя в тех, кто им позирует, и зачастую почти в буквальном смысле. Берн-Джоунз изображал людей такими же худыми и мрачными, каким был он сам. Ромни всегда воспроизводил свой собственный нос. Ван Дейк – свои собственные руки. – В полумраке она протянула руку и, проведя пальцами по ворсистой ткани его пиджака, взяла Демойта за запястье.
– Ваш отец, да, он научил вас многому, – сказал Демойт, – но вы сами совсем иная и должны жить по-своему. Простите мне, старику, скучные речи. Вы не можете не понимать, как мне хочется сейчас обнять вас, и знаете, что я этого не сделаю. Рейн, Рейн. Расскажите-ка лучше, как по-вашему, зачем художнику нужно, чтобы модель походила на него? Вы хотите, чтобы я стал похож на вас? Что за причуда?
– Не знаю, наверняка есть какие-то пределы для нашего видения себя во внешнем мире. Свое собственное лицо мы изнутри ощущаем как трехмерную маску. И когда изображаем другого человека, на помощь зовем опыт осознания нашего собственного лица.
– Значит, наши лица не более чем маски? – Демойт коснулся лица девушки и осторожно провел пальцем по ее носу.
Мисс Хандфорт шумно вторглась в комнату и включила свет. Рейн не сдвинулась с места, зато Демойт отшатнулся, да так неуклюже, что ножки стула со скрежетом проехались по полу.
– Господи, вы все еще сидите здесь, в такой темноте! – воскликнула мисс Хандфорт. – А там мистер Мор пришел только что. Я посоветовала ему идти наверх, в библиотеку, думала, вы там. – Мисс Хандфорт протопала к окну и начала энергично задергивать шторы. Сад уже успел потемнеть.
– Мне не нравится, Ханди, что ты этаким стенобитным орудием вламываешься в комнату, – заметил Демойт. – Оставь шторы и поди скажи Мору, чтобы шел сюда.
– Пусть все остается здесь или убрать? – спросила Ханди, указывая на простыню, на холст и на прочие атрибуты.
– Пусть еще останется, если можно, – попросила Рейн.
– Это что же получается, вы собираетесь завладеть и моей гостиной? – пророкотал Демойт. – Дом и без того уже весь пропах красками. Иди, Ханди, ступай и доставь того господина из библиотеки.
Подходя предыдущим вечером к двери своего дома, Мор все еще сомневался – рассказывать жене или нет всю историю целиком? Вмешательство Тима усложнило задачу. «Теперь, если я расскажу откровенно, – размышлял Мор, – то брошу тень не только на себя, но и на него». Но не столько это останавливало Мора, сколько чувство, что все эти рассказы, и его, и Тима, делают историю куда более двусмысленной, чем она есть на самом деле. «Я видел тебя в автомобиле с девушкой». Тим произнес эту фразу так, что Мор вдруг увидел происходящее со стороны; и понял, что внешне это совсем иначе выглядело, а ведь ему самому все казалось обыкновеннейшей, зауряднейшей поездкой на