тень…
Париж. 1754г.
Весь день шел дождь, то прекращаясь, то снова начиная барабанить по крышам, косыми струями разгоняя немногочисленных прохожих на улочках Ситэ. Тесные домики, на чердаках которых гулял ветер, жались друг к дружке, словно надеясь встретить поддержку. Некоторые из этих жилищ были настолько узкими, что даже лестницы в них были почти вертикальными. Обрушивающаяся с неба вода смешивалась с густой черной пылью на каменной мостовой и мутными робкими струйками пыталась проложить себе дорогу к реке.
– Прекратите орать! Лучше помогите мне приготовить для вас ужин! – прозвучал энергичный женский голос в доме плотника, в арке почти у самого моста Менял.
– А что мы сегодня будем есть? – спросил один из троих мальчишек.
– Разберите корзинку и узнаете… – ответила мать и тут же нахмурилась: – Я же просила вести себя тише! Кто из вас плачет?
Дети переглянулись.
– Это не мы.
– Странно, – женщина медленно подошла к окну. – Однако я слышу детские рыдания…
Несколько мгновений она всматривалась в мрачные очертания улицы, затем направилась к двери, посильнее закутавшись в шаль.
Уже смеркалось, и со стороны Сены тянуло пронизывающей сыростью. Зябко поёжившись, жена плотника свернула в подворотню, чтобы обойти дом с другой стороны, но остановилась, заметив прижавшуюся к шершавой кирпичной стене совсем еще маленькую девочку с непокрытой головой. Обнимая тряпичную куклу, малышка громко плакала и сильно дрожала. Нетрудно было заметить, что она одета совсем не по погоде, пусть и в достаточно дорогую одежду.
– Милая моя… Ты потерялась? Где твоя мама? – жена плотника присела перед ней и, поймав перепуганный взгляд, прибавила: – Не надо меня бояться, я тебя не обижу. Но чья же ты… Я никогда тебя не видела здесь.
И, словно в подтверждение ее слов, девочка, до этого на мгновение умолкнувшая, заплакала еще громче.
– Что же мне с тобой делать… Ты же совсем крошка. Как тебя зовут?
– Мама! – жалобно позвала та и размазала слезы кулаком.
– Эй, мать, ужин-то где? – словно из ниоткуда вынырнул мальчишка лет двенадцати. – А это кто?
– Не знаю. Кажется, она потерялась. Или ее подбросили, так как, судя по хорошей одежде, она не с нашего квартала, – задумчиво ответила женщина, ласково поправляя пшеничные локоны девочки.
– И какой нам прок от неё? Мы есть хотим!
– Хватит, Генрих! – нахмурилась мать, бросив на него строгий взгляд. – Я не могу оставить такую крошку умирать! Ночи холодные, она совсем одна…
– Сколько ей? – юноша равнодушно почесал подбородок.
– Около двух лет, полагаю. Право, не знаю, что и делать, но мне так ее жаль…
– Мать, – Генрих склонил голову к плечу, рассматривая испуганного ребенка, – слушай, если она из богатых, то ее станут искать, а как найдут, то и нас