черту провели, мохнатого привели. Как русалий старшина в рог морской дунул, так и начали.
– А Потапыч, на беду, шустрым оказался, средь медведей в лучших бегунах ходил. Припустил к ели, только пятки засверкали. Так первым и прибежал.
– Ещё б не первым, ведь наш герой с места не сходил. А как второй раз протрубили, ну, мол, конец, так сказал: «Вот я и одолел глупого мишку. Испытание какое было? Кто выстоит – тот и победитель. Так я и стоял, а Потапыч дёру дал!»
– Смотрят воины морские – до чего ж глупый мужик попался!
– Пожалели дурака и не стали убивать. Да взамен того пригласили на пир к речному королю!
– На потеху. Глупость людскую демонстрировать.
– Привели его на пир в подречное царство. Замок речного владыки в большом погибшем судне располагался. А там красотища! Столы от кушаний ломятся! Всё в жемчугах да самоцветах. И чем его только ни потчевали!
– И мотылём мочёным, и червём фаршированным, и катышками хлебными. А ты как думал, чем русалий брат пирует? Так и давился он кушаньями этими.
– Оценил любезность гостя Владыка Морской, коли тот, чтоб хозяина не обидеть, блюда чуждые, чужеземные уплёл. Решил в благодарность выдать за него дочь свою, русалку – красавицу, как раз ту, которая волосы у реки чесала. Утром на берегу праздничная процессия. Воины в ряд стоят, серебряные кольчуги на солнце блистают. Русальи музыканты со свирелями по кустам сидят, волшебные мелодии наигрывают. Сердце так и замирает от восхищения и благости. Всё вокруг в цветах да ракушках разноцветных.
– Тут-то и разыскала его жена с детями. С младых пор любила она дикого зверя по следу травить. Семь дней шла она по лесу, пока не набрела на Потапыча-горемыку. Тот ей и рассказал о людском коварстве да неверности да на берег и указал. Как явилась жена, так мигом разогнала весь аквариум да возвернула муженька восвояси. С тех пор вёл он себя хорошо и никуда из дому носу не показывал.
Про Эдуарда Кошкоеда
Жил-был под горой Эдуард Кошкоед. Прозвали его так за то, что очень любил он кошатинку откушивать. Бывало, наберёт по деревням целый мешок мурзиков и к себе в нору тащит. Придя домой, он плотно заваливал вход выдолбленной дубовой крышею и развязывал мешок. Не мог ни один котун из берлоги Кошкоедовой выбраться да евойной глотки избежать. Знал Эдуард слова волшебные, и, как только наступала на душе у него некоторая тоска, садился он за стол опротив мешка и говорил:
– Коточек-коток, покатися в мой роток.
И стоило ему этак высказать, как мурзик, оказавшийся ближе всех, сворачивался клубком и вкатывался прямиком Кошкоеду в рот.
Прослышали мужики в сёлах соседних, что Кошкоед у них завёлся, и, хоть никто никогда его не видывал, каждый приписывал ему облик наидиковинный:
– С тремя пятаками он!
– Да нет же, у него и головы-то нет вовсе!
Поначалу бабы тревожились, всё гадали, как бы этак нового соседа изжить, да, только подумав, делать ничего не стали. Чего судьбу испытывать? Всё равно котуны у всех в изобилии, и убытка большого от кошкоеда нету. Так