сутки, делая всё, чтобы унять её. Запихивал смоченную в валерьянке ватку в дупло разрушившегося зуба, пристраивал кусочек сала на десну, пригоршнями глотал аспирин – всё было тщетно, боль если и утихала на короткие минуты, то потом, как бы в отместку, принималась с новой силой, острой иглой пронзая распухшую щёку, пробивая глаз, впиваясь в мозг.
На третьи сутки поняв, что ничего само по себе не прекратиться, он отправился в стоматологическую поликлинику.
Шёл быстро, шёл кратчайшим путём, дороги не разбирая, едва не попал под машину, сумевшую вовремя затормозить – Коптев попёр на красный свет. Водитель тормознувший в последний момент машины, пульнул ему в спину крепким, забористым словцом. Но это лишь заставил Коптева наддать шагу. Скорее, скорее добраться до поликлиники, там спасение от проклятой боли!
Талончиков на сегодня уже не было, о чём объявила ему сидевшая в регистратуре девушка в белой шапочке, но, увидев перед собой изможденное лицо с полными отчаяния глазами и огромный, во всю щёку флюс, сжалилась, сказала, что с острой болью его, конечно же, примут.
И как только Коптев пристроился в хвост внушительной очереди, состоявшей из таких же страдальцев, как и он, боль будто бы затихла, он даже подумал было, а не вернуться ли ему домой, но мужественно преодолев эту минутную слабость, остался. Да и боль тут же вернулась, и, словно почувствовав, что потеряет вскоре свою власть над несчастным, ещё свирепее ужалила напоследок.
Врач, женщина с изящными тонкими пальцами, пол-лица которой закрывала медицинская маска, слегка ковырнув останки больного зуба, отчего Коптев ойкнул и вжался в кресло, сказала, что зуб можно ещё сохранить, подлечить и надеть коронку. Однако новые походы в поликлинику не прельщали Коптева, он хотел здесь и сейчас положить конец своим страданиям.
– Рвите, – сказал он, не слушая доводы доктора.
Она попыталась отговорить его от этого безрассудного на её взгляд решения, зуб немолочный, другой не вырастит, но Коптев был неумолим:
– Рвите!
Заморозка притупила боль. Конечно, когда её действие пройдёт, станет опять больно. Однако теперь это было не так страшна, он ещё немного потерпит – сколько уже терпел-то! – и к вечеру или пусть даже к утру, она пройдёт окончательно.
В голове всё было перемешано, как перемешивают кашу в кастрюле. Однако если бы кто-то полюбопытствовал, он вполне чётко мог бы сказать о себе, что он судья районного суда Коптев Евгений Дмитриевич, что ему сорок четыре года, что он находится в отпуске, который к несчастью, так плачевно начался.
Стоял роскошный сентябрь, время, когда летняя жара уже отступила, а осенняя непогодь только ещё готовилась перейти в наступление.
Коптев совсем недавно переехал в этот тихий, зелёный район в новый дом, стоявший неподалёку от пруда. Дом не был ещё заселён и на треть и потому он не удивился, увидев на своём этаже молодую незнакомку с заплечным рюкзачком и большой спортивной сумкой в руке. Она усердно давила пальчиком на кнопку звонка одной из двух квартир, расположенных в торце.
Коптев подошёл к своей квартире, вставил ключ в замок.
– Простите, – услышал он. – Вы случайно не видели сегодня вашу соседку из 81-ой Жильцову Татьяну?
Коптев обернулся. Симпатичная светловолосая девушка с зеленовато-серыми глазами, с нежным, почти детским подбородком.
– Там, по-моему, ещё никто не живёт.
– Ну что вы! Уже два месяца, как она тут живёт.
– Возможно. Не видел. Не знаю. Извините, – Коптеву было тяжело говорить.
– А что с вами? – участливо спросила девушка, глядя на всё ещё распухшую щеку Коптева.
– Зубы.
– Сочувствую.
Он кивнул и, открыв двери, вошёл в квартиру, чуть ли не насквозь пропахшую валерьянкой. На кухонном столе валялись засохшие кусочки ваты тёмно-коричневого цвета, стояли опорожнённые пузырьки валерьяновых капель, маленький сугроб соды возвышался на разделочной доске. Убирать всё это он не собирался, сил не было, всё потом, завтра. Сейчас было одно желание: лечь спать, три почти бессонных ночи давали о себе знать.
Выплюнув пропитанный кровью ватный тампон, он прополоскал рот холодной водой и улёгся в постель.
Проснулся он вдруг, проснулся от зубной боли. И испугался. Неужели опять? Он осторожно ощупал языком больной место. Зуба не было. Да и не могло быть, что он выдумывает-то? Просто прекратилось действие наркоза, и вернулась эта проклятая боль. Сколько же ещё ждать, пока она окончательно пройдёт? Неужели опять бессонная ночь впереди?
Коптев поднялся с постели, пригладил пятернёй взлохмаченные волосы, поплёлся на кухню. Голова гудела, в висках стучало. Опять наглотаться аспирина? Но его почти не осталось. Да и не поможет он. Кажется, у него был коньяк… Однако коньяка осталось совсем мало, и на полрюмки не набралось. Но мысль о том, что боль нужно заглушить именно спиртным показалась дельной. Принять стаканчик на голодный желудок и завалиться спать, авось к утру всё и пройдёт.
У лифтов он опять наткнулся на давешнюю незнакомку. Она сидела